Гэри Дженнингс - Наследник

— При чём тут вице-король? Или, думаешь, он действительно к этому причастен?

Матео пожал плечами.

— Думаю ли я, что дон Диего замешан в этом напрямую? Наверное, нет. Но он дорого заплатил королю за получение своей должности. И наверняка влез в долги, решив покрыть их за счёт возможностей, которые открывает пост вице-короля. А у кого, по-твоему, он мог взять взаймы?

— У Рамона де Альвы, я полагаю.

— Точно, а ещё у Луиса. И те огромные барыши, которые получают теперь эти двое грабителей, наверняка связаны с долгами вице-короля.

— А Луис ещё и женится на Елене, — с горечью проворчал я. Да уж, теперь, когда он получил титул маркиза, который должен был принадлежать мне по праву, Луис стал завидным женихом. Я вздохнул и вновь вернулся к обсуждению ситуации в городе: — Неужели совсем ничего нельзя сделать?

— Голод даже самых смирных людей превращает в злых и отчаянных. Сначала горожане ворчат, потом ропот становится всё громче, но когда они выходят на улицы и дело начинает принимать нешуточный оборот, спекулянты, которые за всем этим стоят, «чудесным образом» обнаруживают на складах некоторое количество зерна и пускают его в продажу по справедливой цене. Но стоит волнению утихнуть, как маис опять исчезает и цены снова ползут вверх. Склады, конечно, хорошо охраняются, но Хайме говорил с одним из тамошних работников, который уверяет, будто они набиты зерном до самой крыши, того и гляди рухнут.

— Жадность моих нищих братьев léperos мне понятна, — сказал я Матео. — Когда нам швыряют кость, мы все бросаемся на неё, потому что, возможно, больше ничего нам в ближайшее время не достанется. Но чем объяснить жадность Рамона и ему подобных?

— Да тем, что они свиньи, готовые жрать до упаду, даже когда их животы раздуваются так, что вот-вот лопнут. Они ненасытны. У них одно желание: ЕЩЁ!

— Amigo, я сижу в этом курятнике взаперти уже целую вечность и если в самое ближайшее время не выберусь наружу, то попросту околею от скуки.

— О, понимаю. Твоя сеньорита в ближайшие дни должна выйти замуж за эту свинью Луиса. Ты же предпочёл бы подвесить его за ноги, перерезать ему глотку и полюбоваться тем, как негодяй истечёт кровью. Я прав?

— Очень неплохой план. Правда, я был бы не прочь подвесить рядом с ним ещё и Рамона.

— Ну, в чём проблема: давай так и сделаем.

— Выкладывай свой замысел, — велел я.

— Какой ещё замысел?

— Да ладно, я ведь вижу, что ты уже, как у тебя водится, задумал трагикомедию, что-нибудь совершенно невообразимое и абсолютно неосуществимое.

— А разве тебе не случалось обмануть смерть благодаря моему драматическому искусству?

— Обманывал, было дело. Но я трезво смотрю на вещи и прекрасно понимаю, что нахожусь в городе, в окружении сотен soldatos, и мы рискуем снова оказаться в узилище, если вдруг Хайме найдёт кого-нибудь, кто заплатит за наши головы больше, чем мы платим ему за молчание.

— Послушай, Бастард...

— Как выяснилось, я вовсе даже не бастард.

— Для меня ты всегда им останешься. Впрочем, прошу прощения, сеньор маркиз. — Матео встал и отвесил шутовской поклон. — Я совсем забыл, что имею несравненную честь беседовать с отпрыском одного из знатнейших родов Испании.

— Так и быть, на сей раз прощаю. Выкладывай свой план.

— Ну так слушай, приятель, и тогда, может быть, ты поймёшь, почему принцы и герцоги по всей Испании говорят о моих комедиях с почтением и восхищением, подобающим только Священному Писанию. Спасая labella [17]Елену от пиратов, ты маленько поторопился и в результате оказался ославлен в качестве лжеца и вора, каковым, впрочем, и являешься. Теперь мы с тобой объявлены вне закона, нас преследуют как преступников, и мы, увы, не располагаем больше свободой, необходимой, чтобы перехитрить мошенников и разорить их.

— Неужели твой план сводится к тому, чтобы заболтать меня до смерти?

— Ещё раз прошу прощения, сеньор маркиз. И как это я забыл, что вы, носители шор, весьма нетерпеливы.

Слушая, как Матео упоминает титул, который мне надлежало унаследовать по смерти отца, я вспомнил замечание Аны насчёт того, что и сам он, хоть и объявлен вне закона, по происхождению является благородным идальго. Я никогда даже не намекал своему другу на то, что мне известен его секрет. Есть вещи слишком личные, чтобы их касаться: если он захочет, то всё расскажет мне сам. Тем паче что Матео вообще-то был склонен к хвастовству, и если уж он не находил нужным прихвастнуть своей знатностью, то, стало быть, имел на то веские причины.