Ну, хватит. Теперь Лука достал и меня. Я дергаю его за руку.
Он поднимает взгляд.
— Ну почему ни один дерьмовый пачкун не напишет об этом? Стефан, ты у нас книжник. Отчего бы тебе не воспеть это все в своих строфах?
Наш командир и вожак поднимается и говорит Луке, что на том ему лучше бы свою речь и закончить.
— Ты устал, друг мой.
В глазах Луки отражается пламя костра.
— Да, — соглашается он, — я устал. Ты даже представить себе не можешь насколько.
В середине лета, двадцать восьмого десуса, армия добирается до Мараканды. Там меня поджидает письмо из Бактры — от брата Филиппа.
Илия умер.
Мне до сих пор трудно в это поверить, но Илию отравила Дария, его женщина. Ее поймали с поличным в госпитале, когда она подмешивала аконит в пищу других раненых. Видимо, она давала ему яд маленькими порциями всю зиму.
Прах Илии у меня, я хочу отослать урну домой, матери. Нечего ему тут оставаться…
Я словно поражен громом. Нет, это невозможно. Руки сами раскатывают письмо до конца. Я проверяю, точно ли там стоит подпись Филиппа. Как это, Илия мертв? Мы ведь не так давно виделись, каких-то три месяца назад, и все с ним было нормально.
Прости меня, брат, за столь горестное известие, но считаю необходимым напомнить, что, согласно правилам, если один из состоящих на службе братьев погибает, другому предоставляется право сопроводить прах умершего на родину. Ты должен сделать это, Матфей. Я уже подал соответствующее ходатайство по команде. Думаю, за одобрением и получением разрешения дело не станет…
Домой? Мысли скачут, но их прогоняет одна: об этом не может быть речи. Ну как я брошу Луку, Флага, Стефана? Нет, товарищей я не оставлю.
Ноги не держат, приходится сесть. Письмо я передаю Флагу. Тот, молча просмотрев его, передает дальше — ребята читают.
Все потрясены. И не столько смертью Илии (его любили, но смерть на войне — дело обычное), сколько тем, как он умер. Неожиданно победа в этой кампании начинает казаться еще менее достижимой.
Но если доставленная почтовыми службами горькая весть впрямую касается лишь меня, то новость, дошедшая самотеком, всем нам не в радость. Оказывается, нет ничего удивительного в том, что наши разъезды никак не могли напасть на след Спитамена. Пока мы, высунув от усердия языки, рыскали по пустыне, Волк этой самой пустыни орудовал в нашем тылу. Два месяца назад он, переправившись через Оке с шестью тысячами конных даанов, саков и массагетов, захватил Бани Мис и два возведенных там нами прошлой зимой опорных пункта. Наш полководец Кратер, курирующий Центральный Афганистан, с превосходящими силами устремился к нахалу, но по уже заведенной традиции нанес удар пустоте. Неуловимый враг ушел на север и растворился в бескрайних степях.
Я немедленно отправляю Филиппу ответное письмо с вежливым отказом от его предложения.
Илия. Он был…
Неужели я теперь принужден всегда говорить о нем в прошедшем времени? Как мне выдержать это?
Илия был матушкиным любимцем: переживет ли она эту утрату? Сумеет ли наша сестренка Елена помочь ей справиться с горем?
Сообщил ли им Филипп, чье злодейство низвергло Илию в иной мир?
Следующие десять дней тянутся как все сто. Я раздавлен печалью. Скольких близких мне уже довелось лишиться, начиная с отца!
В этом мрачном списке Толло, Тряпичник, Блоха, Костяшка, Факел и Черепаха, Каланча и Квашня.
А теперь Илия.
Меня обступают воспоминания.
В последний раз я виделся с братом как раз перед большим наступлением, в Бактре, он попал тогда в лазарет. Поранил ногу, причем не в бою — наступил на гвоздь в нужнике. И смех и грех. Но лекарям не до шуток — чтобы избежать спазма, ему отворяют жилы. Пускают кровь. Это вроде бы помогает.
Я навещаю его дважды. Брат в добром расположении духа. Потом я провожу шесть недель на полевых учениях, а когда возвращаюсь, в госпитале меня ждет записка — Илия перебрался на постой в частный дом.
Я чешу по адресу, захожу — правая нога брата задрана, и сразу видно, что ступня ампутирована. Точнее сказать, часть ноги на шесть пядей ниже колена.
— Эй, братец, да у тебя что-то рожа позеленела, — смеется Илия. — Ну-ну, не переживай. Я, почитай, выиграл то, о чем мечтает любой солдат, — подорожную к дому.
Дария с ним. Она спит на коврике возле его постели. Мы толкуем о том о сем. Обо всем, кроме случившегося. Но стоит мне посмотреть на брата, и я не могу сдержать слез.
Читать дальше