Маргита Фигули - Вавилон [litres]

Недолго думая, путники спустились на дно русла. Бушевавшее на другом берегу пламя освещало им дорогу. С первых же шагов они убедились, что путь им предстоит не из легких. Дно было илистым и по мере приближения к середине становилось все более вязким. С величайшим трудом передвигали они ноги, и взгляды, которыми они молча обменивались, говорили: брести по лужам и топи – нет, это не чудо Мардука, а скорее – вызов смерти.

Пришлось сделать передышку.

Пожар разрастался вширь, пламя его подымалось все выше. Рука невидимого великана подбрасывала над зубчатыми стенами и башнями дворца, обители радости и света, гигантские клубы дыма. Всепожирающая стихия упрямо рвалась сквозь мрак ночи к небу.

Нанаи отвела взгляд от зарева и, словно желая проникнуть в самые недра души Улу, пытливо посмотрела ему в глаза:

– Ты полагаешь, Набусардар жил неправедной жизнью?

– Ты боишься за него?

Она потупила взор, где затаились боль и печаль, и, ничего не ответив, двинулась дальше; Улу пошел следом.

Обессилевшие, едва держась на ногах, они почти добрались до противоположного берега, как вдруг заметили двигавшийся им навстречу вооруженный отряд. Шедший впереди воин крикнул, чтоб они остановились.

– Кто такие? – спросил он, приблизившись.

– Служитель храма Набу из Борсиппы, – ответствовал Улу и, обняв Нанаи за плечи, привлек ее к себе. Он понял, что они повстречали персидских солдат.

– А эта?

– Это сестра моя, – солгал Улу, спасая Нанаи; он понимал, какая участь ждала бы ее, открой он, что перед ними избранница Набусардара.

– Связать их! – приказал перс.

Солдаты исполнили приказание, и один из них осветил факелом лица пленников.

– А ты красива, – улыбнулся он Нанаи, – я отдам тебя моему царю.

Улу вспыхнул:

– Кто ты таков, что дерзаешь выносить подобный суд? Эта женщина – моя сестра!

Солдат загоготал.

– Эта женщина – твоя сестра, а Кир – мой господин, мой царь, и все, что находится на этой земле и в этом городе, с нынешней ночи принадлежит ему. И ты, и твоя сестра. Вы оба его рабы.

Нанаи пошатнулась. Нужны ли слова красноречивее? Все стало ей ясно: персы проникли в пирующий Вавилон, Набусардар попался в их ловушку. У нее не было сил исподволь выведать что-либо о постигшей его судьбе, и, снедаемая тревогой, она спросила напрямик:

– А Муджалиба?

Солдаты ответили хохотом:

– Она горит в честь нашей победы!

– Что же сталось с царем Валтасаром? – в ужасе спросил Улу.

– Он мертв, как и все, кто пировал с ним этой ночью.

У Нанаи подкосились ноги, и она опустилась прямо в ил.

Улу хотел помочь ей встать, но с ужасом понял, что отныне он раб, а не вольный человек и руки его связаны. Покорившись судьбе, он обратился к солдатам с просьбой поднять Нанаи и вынести на берег.

В ответ начальник отряда пообещал ослабить веревку, если он укажет, где находится дворец великого князя Набусардара. Они направлялись туда, чтобы вызволить из заточения любимца Кира, князя Устигу.

Улу прикинулся несведущим, сославшись на то, что поселился в Борсиппе недавно.

Но тут очнулась Нанаи и протянула связанные руки в сторону величественного, широко раскинувшегося строения.

Пригрозив за обман смертью, начальник приказал солдатам вывести их в открытое поле и развязать там.

Сам же он со своим отрядом поспешал в Борсиппу, шагая по топкому руслу Евфрата, чтобы как можно скорее выпустить на волю начальника персидских лазутчиков в Вавилонии.

Нанаи невольно обернулась вслед удаляющемуся отряду и в последний раз увидела в небе очертания дворца, цитадель своей любви. Тяжелым, прерывистым вздохом простилась она с нею, навсегда простилась со всем, что звалось красотой, счастьем, жизнью. Нестерпимая боль пронизывала ее грудь, боль, которая стала еще острее, когда Нанаи перевела взгляд на пылающую Муджалибу – огромный раскаленный шар у величественного подножия висячих садов.

Обостренным слухом она различала в зловещем треске огня роковое:

«Царь Валтасар мертв, как и все, кто пировал с ним этой ночью!»

Нанаи хотелось перекричать безумный огонь, завыть от горя, но персидский солдат подтолкнул ее, и она молча пошла рядом с примолкшим Улу.

Сердца обоих разрывались, однако они не смели выдать своего отчаяния ни вздохом, ни взглядом, ни движением губ. Они ступали в безмолвии, как рабы, настоящие рабы властелина мира.

Выбравшись на берег, они прошли через ворота в стене и очутились на вавилонских улицах.