Джордж Грин - Страж

— Постараемся тебя не обрызгать! — и засмеялся неестественно громким смехом.

Женщина повернулась, и я увидел, что у нее очень белое лицо, словно никогда не видевшее луча солнца. Она ничего не ответила, но продолжала смотреть на нас, а потом снова вернулась к работе.

— Ты слишком старательно стираешь свою одежду! — снова закричал Кухулин.

Она распрямилась и снова посмотрела на нас.

— Это не моя одежда, — ответила она. — Не моя. Это одежда Кухулина.

Она вытащила из воды рубашку, и я увидел, что с одной стороны она вся испачкана кровью, а от груди до бедра зияет разрез.

Я не знал, что и сказать. Кухулин посмотрел на меня и расхохотался, увидев выражение моего лица.

— Не волнуйся, — сказал он. — Я не верю в дурные приметы.

Он так естественно это произнес и так быстро отвернулся, что я даже не понял, шутит он или нет. Я надеялся… Не знаю, на что я надеялся. Я был просто жутко напуган. Мы оба почти наверняка должны были умереть. Нас сопровождали именно такие дурные приметы и знамения, о которых я всегда говорил, что в них не верю. Кухулин же, который в них верил, — по крайней мере, мне так казалось, — смеялся как идиот, и постоянно покрикивал на лошадей, заставляя их двигаться быстрее, словно ему не терпелось оказаться на месте. Я снова посмотрел на бледную женщину, и она неожиданно мне улыбнулась, обнажив черные зубы. Кухулин нетерпеливо ударил древком копья в пол колесницы, и я щелкнул вожжами, чтобы лошади побыстрее вынесли нас на берег.

Следующий поворот дороги оказался слишком крутым, я чуть было не перевернул колесницу. Когда мы снова выехали на прямой участок дороги, в воздухе запахло дымом костра, и я уже испугался, что где-то поблизости стоят лагерем люди Мейв. В это время раздался резкий неприятный женский голос:

— Кухулин!

Но я никого не видел. У меня возникло ощущение, что последующие события, какими бы они ни оказались, по крайней мере, уж точно не улучшат моего настроения.

— Я Кухулин. Кто меня зовет?

— Мы. Остановись и поешь с нами.

Мы проехали еще несколько ярдов и увидели их. Мое ощущение меня не обмануло. Их было трое — трое старух, одетых в лохмотья. Каждой из них было не меньше семисот девяноста девяти лет, и я понял, что ничего хорошего от них ждать не следует. Они сидели вокруг вялого огня, над которым был установлен самодельный вертел. На вертеле поджаривалась собачья туша. Я бы с радостью попытался убедить себя, что это маленький теленок или поросенок, но они, как будто нарочно, оставили голову, чтобы мы наверняка знали, что это именно собака.

— Только не это! — пробормотал я.

— Не побрезгуйте, поешьте с нами, — снова крикнула та ведьма, которая сидела ближе к нам, подзывая нас костлявыми руками.

Она ухватилась за палку и потыкала в почерневшее мясо. Горячий жир закапал в огонь, пламя ярко вспыхнуло, и мы почувствовали резкий запах горящей плоти. Лошади принялись встревоженно топтаться на месте, явно испытывая желание поскорее покинуть это место, и я чуть было не отпустил поводья. Одна из старух, должно быть, прочитала мои мысли, потому что вдруг вскочила и стала перед нами. Когда она подняла руку в приветственном жесте, лохмотья распахнулись и я увидел сморщенные груди, висевшие, как пустые кошельки.

— Поешь с нами, Кухулин.

— Я не могу, — ответил он.

Его голос звучал как-то странно, и я повернулся к нему. Он уставился в костер так, словно это были врата Харона.

Старуха уперлась руками в бедра и презрительно процедила:

— Герои не всегда были такими высокомерными! — После чего шагнула вперед, а ее товарки вскочили со своих мест и присоединились к ней. — А говорили, что Кухулин не гордый. Неужели он стал настолько великим, что вкушает лишь лучшие яства с серебряной тарелки? Неужели простая пища в обществе бедняков уже недостаточно для него хороша? Разве законы гостеприимства уже ничего не значат? — Она пренебрежительно махнула рукой. В ее голосе звучало приглушенное, но хорошо мне знакомое шипение. Я понял, с кем мы столкнулись.

— Вы пригласили нас, и этого достаточно, — ответил я. — Но принять ваше приглашение Кухулину мешает вовсе не гордость. А есть он не обязан.

В моей руке оказалось копье, и я поднял его повыше, чтобы они могли его увидеть, но они не обратили на копье никакого внимания. Та, что демонстрировала нам свои прелести, плюнула лошадям под ноги. Лошади, и так уже достаточно встревоженные, испуганно отпрянули от нее. Я уже собирался было спрыгнуть на землю и убрать старую каргу с дороги, но Кухулин схватил меня за руку.