Дмитрий Пучков - По главному фарватеру эпохи. От последнего паруса до первой ракеты

Из 2-го броненосного отряда, так быстро потерявшего в бою своего флагмана, к середине следующего дня не останется на плаву никого…

Тем временем в Порт-Артуре японские инженеры и привезенные им в подмогу полчища китайских рабочих спасали затопленные на внутреннем рейде корабли русской эскадры.

Отсеки «Победы» удалось осушить к 17 октября 1905 года. Прямо на рейде Порт-Артура – теперь японского города Рюйдзун – порученец самого императора, офицер главного штаба лейтенант Мацумура нарек ее новым именем «Суво». Японские корабли 1 ранга часто носят имена в честь провинций своей державы, и «Победа» исключением не стала: ее новое имя было дано по местности в нынешней префектуре Ямагути. До 1908 года броненосец пребывал в ремонте. Пришлось полностью перебрать котлы, восстановить подорванные перед затоплением механизмы, вместо артиллерии русского образца, полностью уничтоженной за время войны, установить английские пушки системы Виккерса. Особое внимание уделили японцы снижению былой строительной перегрузки корабля: уменьшили надстройки, установили более легкие сегментарные трубы, ликвидировали тяжелый марс на фоке.

По выходу из ремонта «Суво» пополнила Сасебский учебно-артиллерийский отряд – в статусе броненосца береговой обороны. Появление на свет дредноутов в значительной мере обесценило в боевом отношении корабли времен Русско-японской войны, и в линкоры ее так и не записали.

«Суво» было суждено еще совершить с японскими гардемаринами плавание через Тихий океан в Америку. Но на этом дальние походы ее прекратились.

Когда Япония стала союзником России по Антанте, «Суво» еще раз пришлось принять участие в боевых действиях при осаде немецкого порта Циндао на китайских территориях. Броненосец обстреливал из артиллерии главного калибра форт имени Бисмарка, а после взятия города вернулся к исполнению обязанностей флагмана учебного отряда – теперь в Симоносеки.

В 1922 году был подписан Вашингтонский договор, ограничивший численность военных флотов всех ведущих мировых держав. Этот договор, по сути, добил всех представителей додредноутского класса, кого не добила Мировая война. Лишь в Германии, проигравшей Первую мировую, остались до поры в строю в статусе учебных кораблей два классических эскадренных броненосца «Шлезиен» и «Шлезвиг-Гольштейн».

Списали было на металл и «Суво», привели на морской завод в Сасебо и стали демонтировать броневые плиты. Сняли с одного борта – и тут броненосец потерял центровку и перевернулся… Разбирать ставший ненужным корабль на месте? Может, это и было бы самым логичным решением. Однако портовые власти почему-то поступили совершенно иначе. Несмотря на необходимость сложных водолазных работ, выровняли контрзатоплениями корпус «Суво» на грунте и демонтировали оставшуюся броню. После чего подняли корабль – уже второй раз в его жизни – и переоборудовали в блокшив-казарму, на борту которой до самой Второй мировой войны жили портовые рабочие. Лишь в 1946 году блокшив «Суво» ликвидировали, и при разборке корпуса извлекли на свет божий серебряную закладную доску с надписью «Победа» и гравированным силуэтом изящного межклассового гибрида – то ли броненосца, то ли крейсера, уходящего в свинцовую даль по острым балтийским волнам. В какой частной коллекции любителя древностей осела ныне эта доска – бог ведает…

«Пересвет» тоже был спасен японским инженером. Американский журналист Николас Сеппинг Райт посетил только что поднятый броненосец сразу после того, как от борта отвалил транспорт-водоотливник. Увиденная господином литератором (а по совместительству и шпионом) картина способна вызвать содрогание даже у бывалого человека:

«На палубе живого места нет, сплошная картина разора и разрушения, носовая башня разбита, ее тяжелая броневая крыша сброшенной лежит на палубе, орудия и станки разрушены совершенно, барбетное кольцо, как поэтически выразился мой провожатый – японский инженер – «напоминает раздавленный плод граната». Мостик – груда исковерканного, обгорелого, местами оплавленного металла. Боевая рубка – самая прочная из верхнепалубных конструкций – и та потерпела от снарядов немало: ее броня расколота, на стенах многочисленные осколочные язвины и выбоины. Обугленные доски палубы, оплавленные детали оборудования, полностью сгоревшие ростры выдают, что пожары от воздействия фугасного обстрела, были поистине ужасны. В лежащей на палубе груде деформированного, обгорелого, испещренного рваными дырами металла я с немалым трудом узнал упавшую дымовую трубу. Задний мостик выглядит не лучше переднего, и страшно подумать, что в этом аду могли во время боев находиться живые люди. И не просто находиться, а командовать, прокладывать курс, стрелять, перевязывать раненых, откачивать воду из пробитых отделений… От любезно предложенного мне комендантом порта осмотра разбитых казематов и подорванных машин броненосца я вынужден был отказаться: столь долгого зрелища разрушения и смерти не выдержала бы моя натура».