Сергей Зайцев - Тур — воин вереска

Ганна, которую с рождением господского младенца взяли со двора в дом, со всем хорошо справлялась одна — не только кормила малыша и ещё своих двоих близнят (в роскошных крестьянских персях её даже после всех кормлений оставалось молоко), но и сидела с ним, бдела и радела над ним чуть не больше матери, и не было необходимости в каких-то ещё мамках и няньках. Ганна, добрая душа, чистое открытое сердце, скоро и для Алоизы стала незаменимой — из пособницы, сама о том даже не помышляя, угодила прямиком в подружки; великая честь для простолюдинки — госпоже напёрсток подавать, в иголку ей нить вдевать и откровения её за рукоделием слушать... Панского малютку Ганна любила едва не больше своих двоих, а уж времени с ним проводила — точно больше. И постоянно пела ему, голос у неё был неплох. Уже потом, много лет спустя, Ганна частенько говорила, что пела песню, когда Радим рождался, она пела песню, когда убаюкивала его, и когда он пошёл впервые, пела; и когда он сказал первое слово — это слово было из её песни. И когда он болел, она пела ему. И когда он найдёт суженую свою и будет жениться, Ганна споёт ему венчальную. А если его ранят, она песней его излечит, ибо песенное слово очень сильное зелье — лучше всяких пластырей и декоктов лечит. Много песен знает кормилица и няня Ганна...

Поскольку мы рассказали выше во всех подробностях о происхождении фамилии Ланецких, пристало бы нам сказать ещё несколько слов о происхождении доброго имени Радим. Учёные мужи, знатоки родословных, фамилий и имён, утверждают, что имя это очень древнее. В одной из наиболее старых славянских летописей говорится, что жили некогда два брата — князья Радим и Вятко. Вышли они «из ляхов» и поселились со своими племенами — один на берегах реки Сож, другой — на Оке. Вот те, которые сели по Сожу, и прозвались по имени своего родоначальника Радима — радимичами. Народ это всё был рослый, красивый, свободолюбивый и гордый именем своим. От брата Вятки пошли вятичи. А ляхами в давние времена именовали не только полян, предков нынешних поляков, но и поморян, мазовшан, лютичей и иных славян, живших на западе, в частности по южному берегу Балтийского моря... Немало среди учёной братии и тех, кто считает, что Радим — это сокращённое славянское имя Радимир — то есть Радеющий О Мире, или Радующийся Миру. Мы себя к большим знатокам имён не относим, а скорее видим свою персону в стае скромных книжных молей, поэтому соглашаемся и с одним предположением, и с другим, тем более, что оба они нашему сердцу симпатичны и милы и вполне соответствуют замыслу затеянного нами труда.

Как и многие дворянские дети, Радим получил достаточно глубокое по тем временам образование. Захаживали в имение к Ланецким странствующие учителя, которые за тёплый угол, за хлеба кусок и за чашку похлёбки обучали всех желающих грамоте и самому простому счёту. Не бог весть какие учителя, всё сами самоучки, не знающие дальше скромного клочка бумажки, завалявшегося на дне дорожной сумы, не знающие дальше старой аспидной [7] Грифельной. доски, но это ведь только начало было для ищущего света юного ума. Потом, подросши и войдя в самый возраст учения, мальчик года два ходил в православную братскую школу в Могилёве при монастыре, в коей со всей прилежностью изучал арифметику, геометрию, географию, астрономию, диалектику, риторику, музыку и языки — греческий, латинский, белорусский, польский и другие. Уже и этих знаний ему было бы для жизни — просвещённой и наполненной, осмысленной жизни — вполне достаточно. Но отец его Ян не думал так и на учение старшего сына, равно как и на учение других своих детей, средств не жалел.

В качестве воспитателя и наставника детей у Ланецких в имении года три прожил некто Иоганн фон Волкенбоген — отпрыск обедневших баронов откуда-то из Шведской Ливонии, личность замечательная во всех отношениях — как во внешнем виде красавчик из красавцев, так и щедро наделённый Господом внутренне — одухотворённый весьма богатым духом, но, увы, духом мятущимся, непостоянным. Судьба его, вне всяких сомнений, достойна отдельного описания, судьба романная, полная происшествий, мечтаний, обманов и несбывшихся надежд (как у всякого авантюриста), но поскольку мы стеснены рамками нашего сочинения, ограничимся только кратким его жизнеописанием.

В своё время юный Волкенбоген, скорее рыцарь чести и шпаги, чем салонный шаркун, скорее богач, чем бедняк, так как имел он полную шляпу мечтаний... нарушив какие-то законы (мы можем с немалой долей достоверности предположить, что он, потомок ливонских баронов, был бы не против служить на войне под знамёнами шведского короля, но не за то до обидного малое жалованье, что ему предложили вербовщики, и по этой причине он впал в немилость одной из влиятельных шведских персон), сбежал из Риги в Москву. Но, дуэлянт и волочила, не прижился Волкенбоген и в белокаменной, тоже где-то изрядно начудил и из Москвы тайно поспешил в строившийся Петербург, надеясь, что иные из его талантов и прожектов в этом городе на что-нибудь сгодятся и не дадут ему пропасть. Да слышал он ещё, что потянулись в Петербург немало голландцев, датчан, немцев, и был расчёт, что братья по германскому племени ему, немцу, всегда чем-нибудь пособят, помогут устроиться на службу к какому-нибудь богатому и щедрому русскому вельможе. Но и в Петербурге он не надолго задержался; проткнул на дуэли какого-то молодого влиятельного графа, был арестован, но из-под стражи сбежал и, проклиная свою злокозненную судьбу, направился прямиком в Литву... Мы должны здесь заметить, что сей герой наш, конечно же, не относился к тем, кто всерьёз считают, что прежде чем подняться в высь и достигнуть совершенства, нужно пройти, как через ряд испытаний, через все злачные места (грубее, но точнее говоря — через клоаки). Однако так уж у него в жизни большей частью выходило в силу (или в слабость) вздорного характера, горячей натуры...