Сергей Зайцев - Куэнкэй

Почуяв эффа, Куэнкэй-Ну пробудился.

Оттолкнувшись длинными костяными иглами, в которые за время спячки превратились его пальцы, Куэнкэй-Ну одним легким движением приподнял свое жилистое тело на пружинистом ложе, сплетенном из гибких древесных ветвей, и оглядел пространство гнезда . Оглядел как слабым внешним , так и основным внутренним зрением. Темнота, влажный теплый воздух, пронизанный густым уютным запахом соплеменников… Все они по-прежнему спали, а сам Куэнкэй-Ну очнулся лишь потому, что пребывал в осаша – роль зимнего стража выпала именно ему, и юный охотник вынужден был дремать на границе сна и яви, отслеживая разумом и чутьем изменения в мефа – окружающем мире, на территории, контролируемой племенем. Всегда кто-то должен защищать гнездовье от врагов в арахой – сезон сна, когда остальные спят, это незыблемый закон выживания племени.

Большая группа самок лежала на большом общем лежбище в середине пещеры, скучившись, прижавшись друг к другу мягкими телами, и завернувшись в крылья для защиты от холода. Самцы, похожие в позе сна на пучки скрученных замшелых веток, лежали вокруг самок частой цепью, вдоль стен округлой пещеры, каждый на отдельной подстилке из травы и листьев. Так самки находились под их защитой. Ложе вождя и старейшин племени, включенные в общую цепь, ничем не отличались от остальных, лишь находились дальше всего от входа – древний как мефа обычай, мера предосторожности, защищающая от превратностей при нападении врагов.

Раздвинув узкие тройные челюсти, Куэнкэй-Ну издал тихое удовлетворенное шипение. Все в порядке. Хотя сезон сна выдался более холодным, чем обычно (охотник был слишком молод и эта зимовка была для него первой, но родовая память, переданная при обучении у маэссэ – безголосым наставником, все же позволяла проводить сравнение), никто – ни молодые, ни зрелые, ни увядающие, никто не ушел в нанэкка – не уснул вечным преждевременным сном.

Итак, гнездо защищено, все живы. В отличие от самок, самцам холод был менее неприятен. И крыльев у них нет, охотнику не нужны крылья, а вот чтобы быстро долететь до йушу – добычи, пищи для потомства, пока она еще живая, лишь парализованная точным ударом хвостовой иглы охотника, да, тут крылья крайне необходимы…

Куэнкэй-Ну задрожал от возбуждения, переминаясь на когтистых лапах, ноздревые впадины раздулись, втягивая запах течки, густыми волнами плывущий от самок, пропитавший воздух над их лежбищем за зиму. Запах спаривания, запах продолжения рода…

Он вынужден был себя одернуть.

Нельзя, его время еще не пришло.

И пора выяснить, что же вывело его из осаша . Эффа – отклик , ментальный импульс, исходящий или от существ, годных для куарай в пищу, или от врагов куарай, обозначивших свое присутствие. Стоило ему задуматься, и его чутье заработало полностью, прощупывая мефа за пределами гнезда. И почти сразу молодой охотник почуял цель. Далеко, но ощутимо, почти на пределе восприятия. Он знал, что сезон сна не завершен, и пищу трогать нельзя, ее естественный прирост еще не восстановился после последней араффа – сезона охоты, но он почувствовал что-то новое. Чужое, незнакомое.

Нужно проверить, решил Куэнкэй-Ну. И заспешил к выходу, ловко перемещаясь длинными прыжками на полусогнутых нижних лапах, лишь легкими касаниями помогая себе верхними в движении, для равновесия. Тихий цокот окостеневших пальцев не разбудил соплеменников, даже когда он перепрыгивал через их тела. Еще немного, и охотник выбрался из пещеры.

Снаружи стоял день – серый, холодный день, именно такой, какой и бывает во время арахой , когда засыпает вся природа, не в силах противостоять сезонному холоду. Снег за время сна так и не выпал, поэтому земля тоже была серой, вся влага в ней превратилась в кристаллы. Мертвая ломкая трава, такая же серая и безжизненная, как этот день и эта земля, сразу осыпалась трухой, когда ее коснулись лапы охотника.

Недалеко от пещеры тускло блестело зеркало замерзшего озера.

Не задумываясь, Куэнкэй-Ну легко взметнул сильное поджарое тело в воздух. Плавный, почти парящий прыжок закончился уже на льду. Растопырив когти, охотник мгновенно остановил скольжение, с хрустальным звоном рассыпав вокруг себя сверкающие ледяные крошки. Затем внимательно осмотрел свое отражение в темной прозрачной поверхности. И издал удовлетворенное шипение. А ведь за сезон сна он значительно вырос! Его когти на пальцах удлинились почти вдвое, а костяной наконечник хвоста окончательно затвердел, превратившись в гладкое жало. Да и костяной гребень, тянувшийся от линии общей надбровной дуги через затылок и вниз, вдоль позвоночника, пророс приятно острыми на взгляд зубцами. Сторожить покой племени в