Большое начинается с малого —
с первого и единственного слова.
Начнём же дело, прилежно помолясь,
и да поможет нам Господь!
А первое слово возьмём — вечное...
Из семени, павшего в землю тысячи лет назад, взросло древо. Оно поднималось, радуясь свету и теплу, впитывая их, радуясь ясному дню и тёплой ночи, претерпевая невзгоды и непогоды, страдая от зимней стужи, прорастая землю могучими корнями и всасывая животворные соки, и за сотни лет великолепно, буйно разветвилось, и на бесчисленных вечных ветвях его из года в год множились листочки. Тысячи и тысячи листочков. Вроде одинаковые все, но присмотришься — разные; не отыскать двух совершенно схожих. И на каждом — мудрость, или имя, которое помнят, а может, уже запамятовали, или чьё-то деяние, злое иль доброе, или событие, ставшее легендой, а то и забытое за бесконечной давностью лет, канувшее в Лету, или лик — чёткий иль расплывчатый... Пришла новая осень и моя вместе с ней, и опали с того древа все листья, и подхватил их ветер, и закружил; оттого будто вырос в воздухе храм, тот, что был когда-то из камня, но в этот миг — храм, сложенный из парящих, взвившихся под небеса листьев... А как ушёл ветер, так и рассыпался храм. Тогда я собрал все листья и разложил на земле так, как лежать они были должны — так разложил, чтобы мудрость легла к имени, а имя — к деянию, а деяние — к высокому смыслу, а чёрное деяние — к достойному возмездию, а радость — к веселью, а печаль — к унынию, а настоящее — к будущему, к ясному светлому дню, к подлинному счастью... Нелегко это было, и плакали мы, и смеялись, и грустили, и томились, и подгоняли себя, заглядывая наперёд, и ждали, набравшись терпения, и брались за работу вновь, и на это ушли целые годы; за трудами не заметили, как прибавилось седин и убавилось сил...
Но составилось наконец единое целое.
Слава тебе господи! Я справился. И теперь лежит на земле у ног моих бесценное сокровище, о котором думали, что оно исчезло навсегда, и что уж ни тех имён, ни тех деяний, ни высоких помыслов и ни высокого смысла их, ни лиц досточтимых, коим самое место — в памяти народной, — восстановить нельзя...
Садись, мой милый друг, берись за первый листочек, потом за другой и далее, перебирай их, и ты, быть может, прослезишься не раз там, где у нас с ресницы скатывалась слеза, и улыбнёшься нашей улыбке, и погрустишь с нашей грустью, и потомишься, как мы в эти годы, и к тому времени, как до последнего листочка доберёшься, восстанет в мыслях твоих, в душе и в сердце тот храм великолепный, живой, нерукотворный, но сотворённый мыслью, храм, сияющий чудным блеском, храм вечный, ибо мысль вечна, храм, который наполнит тебя чистотой и светом, как наполнил уже нас...
Истина — это твоё убеждение,
с которым согласен твой враг.
А другая истина — это убеждение
твоего врага, с которым согласен ты...
Я огромен, я — мощь, ибо грудь моя — скала, а хребет мой — горная гряда, а ноги — столбы каменные. Нет сильнее меня во всей округе. Я добр и я свиреп, я благодушен и я неукротим в гневе, я упрям и я уступчив, как малое дитя. Величава, царственна и неспешна поступь моя. И земля, по которой я ступаю и которая дрожит от поступи моей, не мать мне, а сестра, ибо я так же вечен, как она вечна. И повсюду, где есть она, землица, поросшая вкусной и сочной травой, был я и были братья мои. Я — тур, я бык, я властелин в своём краю, необозримом оком под ясным небом, неохватном мыслью, необъятном под небом звёздным. Копыта мои тверды, как железо, крепка шкура моя, чёрная, как ночь, рога мои остры, как меч; остёр взор и чуток слух. Кто хочет содеять мне зло, кто хочет отнять моё, враг мой, самый сильный, самый лютый, берегись попасть под копыта мне, сомну, берегись на рога попасться — проткну...
Так я думал. Но однажды пришёл враг, много врагов — и с севера, и с запада, и из иных краёв собрались, дальних и близких. Лютые волки, огромные волки — мощь и коварство, жадность и упорство, великое терпение и хитрость, хитрость... Грудь у каждого — скала, а хребет у каждого — горная гряда, а ноги у каждого — столбы каменные.
Я принял бой. Но взяли меня со всех сторон могучие, вцепились в бока, и в шею, и в спину острыми клыками. Я сражался, расшвыривал их на стороны — откуда пришли, топтал стальными копытами, пронзал рогами-мечами, убивал мощными и точными ударами ног; но было их много, слишком много для меня одного. Я стонал, я мычал, а они рвали меня — живого на части, брызгала наземь кровь. Далеко разносилось их злобное рычание. И вот я пал, ибо силы мои иссякли. Возликовали они, безумным воем отпраздновали победу свою. Взор мой угас навсегда...
Читать дальше