Владислав Романов - Смерть во спасение

На площади у теремов был сооружён большой фонтан из серебряных труб, но вместо воды они извергали кумыс. Монгольские дети постоянно толпились вокруг него, ловя ртами кислые брызги кобыльего молока. Русичей поразило и разнообразие людей, рас и костюмов, собранных здесь неведомым путём: парчовые кафтаны венецианцев состязались с шёлковыми плащами и шляпами франков, а белоснежные кружевные воротники фламандцев спорили с разноцветными нарядами китайцев. Гундарь, открыв рот от изумления, простоял на площади два часа, разглядывая диковинные наряды.

Передав поздравительную грамоту и целый воз подарков, Ярослав принуждённо дожидался приёма, дабы предстать пред быстрыми очами великого хана. Несколько раз русич видел, как его выносили из дворца в паланкине, и рослые слуги, громко крича и взмахивая саблями, расчищали дорогу. Худой, среднего роста, с узким лицом и нервными, злыми глазками, хан постоянно прикусывал нижнюю губу, точно старался скрыть тайный недуг, точивший его. На вид князь не дал бы ему сорока, хотя определить точный возраст было невозможно.

Толпа, завидев великого хана, тотчас начинала лопотать на разных языках, восхищённо причмокивая, цокая и горестно вздыхая. За спиной послышалась медно-звонкая латынь, и Всеволодович обернулся. Благообразный монах с седой бородкой, в сутане с католическим воротничком стоял перед ним. Заметив пристальный взгляд незнакомца, латинянин поклонился.

— Плано Иоанн Карпини, личный посол папа Иннокентий Четвёртый, Рим, — немного спотыкаясь на середине каждого слова, но по-русски произнёс он. — А вы, вероятно, великий князь Ярослав Владимир?

— Да, — удивившись, вымолвил Всеволодович.

— Рад вас приветствовать! — ласково улыбаясь и снова склоняя голову, проговорил монах. — Я поджидал князь, ибо имею поручение от папа перетолковать с вам! Хочу пригласить вас себя на обед? Не возражать?

— С радостью!

Ярослав не лгал. Среди шумной толпы монголов, китайцев, тангутов, корейцев, жёлтых, тёмных, светло-кофейных встретить приятное европейское лицо да ещё знающее русский язык показалось чудом.

Ярко-золотистый шатёр папского легата был самый нарядный в городке гостей. Карпини торчал здесь уже больше двух месяцев, с унынием наблюдая за однообразными пирами, где реками лилась лесть и хвала хану, а кормили отвратительной копчёной кониной и поили мутной вонючей аракой, от которой тошнота прихватывала на шестой секунде и требовалось немалое искусство и крепкие брюшные мышцы, дабы не нанести страшное оскорбление праздничному столу Гуюка. Римский посланник дважды встречался с ним и с его матерью Туракине, в отличие от сына яркой и полнотелой, одетой всегда в яркие дорогие одежды, и вёл с ними продолжительные беседы. Иннокентий Четвёртый повелел монаху договориться с Гуюком не только о мире, но и о взаимной пользе. Папе хотелось, чтобы великий хан помог перевести Русь в католичество, обещая за это с помощью веры держать русский народ в повиновении и уважении к монголам.

Однако случилось непредвиденное. Гуюк, выслушав нежно журчащую речь посла, неожиданно поднялся и тягучим голосом заговорил о том, что через год он намерен двинуться в Европу, воевать сначала Венгрию, Польшу, а потом 18 лет и другие королевства, с тем чтобы привести их под свою руку. И вот тогда-то папа ему самому понадобится, дабы речами и проповедями усмирять гордость итальянцев, франков, испанцев и других народов.

— Я, быть может, освобожу вас от дани и оброка, если вы окажетесь способны отвлекать презренную чернь от бунта и возмущений! — заявил хан, и все монголы, присутствовавшие в зале во время беседы, дружно зацокали языками.

Гуюк, носивший постоянно мрачную маску, надменно глядел перед собой. Двое слуг вывесили большую карту Европы. К немалому удивлению Карпини, она оказалась довольно точной в определении границ, названий областей и провинций.

— Мы сначала завоюем Рим, потом Париж и Мадрид. Я думаю, папа не захочет, чтобы вечный город был превращён в груду развалин, подобно Бухаре и Самарканду, этим жемчужинам Востока! — нахально заявил великий хан и, взглянув на Карпини, еле заметно улыбнулся. — Бог правит на небесах, а я на земле. Так и передайте папе!

Гуюка даже повеселило вытянувшееся от услышанных вестей лицо монаха, и он долго не отводил от него надменно-любопытного взора, точно впервые наблюдал столь редкостно глупого посла.

Для легата этот оскорбительный вызов был подобен громкой пощёчине. Оставалось лишь встать и уйти. Но Карпини всегда отличался мудростью. Он понимал, что прибыл в страну варваров, где не существует даже законов гостеприимства, и его смерть останется незамеченной в шумном балагане, а в Риме лишь огорчённо вздохнут, если он не вернётся. Потому пострадает только он сам. И он смирил гнев, решившись уехать через несколько дней, но, услышав о приезде русского князя Ярослава, задержал свой отъезд.