Анна Фуксон: Артистическая фотография. Санкт Петербург. 1912

И действительно: одновременно, в ряде маленьких и больших городов России возникли националистические организации с антисемитской программой. Сначала они вели себя скромно, просили разрешения у губернаторов городов о проведении заседаний и шествий, но со временем эти организации окрепли и перешли от угроз к делам. Они начали распространять листовки с антисемитскими лозунгами. То в одном месте, то в другом они разрушали могилы на еврейских кладбищах и всерьез призывали к погромам. Наташа читала обо всем этом в газетах и думала, что эти случаи происходят далеко от Ленинграда, в некультурной среде пьяниц и хулиганов. «До нас это не дойдет», – так думала Наташа. К ее ужасу, вскоре филиалы фашистских организаций расположились в Ленинграде и Москве. Особенно бесновалось общество «Память».

Основной целью этого общества было окончательно избавить Россию от евреев, исторгнуть их из лона страны и заново построить сознание русского человека, без «чужого малого народца» в своей среде. Снова стали распространяться мифы об этом «народце», хитром и замышляющем зло, отравляющем сознание «большого народа», доверчивого и наивного. Даже снова опубликовали «Протоколы Сионских мудрецов», которые, якобы, хотели завоевать весь мир. Эти «Протоколы» еще долго отравляли сознание людей и были, наконец, добавлены к списку экстремистской литературы и запрещены в России только в 2012 году.

А тогда, в 1988 году, Наташа не хотела, чтобы ее мама узнала, что в их любимом Ленинграде, на Невском проспекте, на стенах Гостиного Двора висели лозунги антисемитского содержания. Именно там и у Казанского собора собирались группы общества «Память» и замышляли расправу над евреями Ленинграда. Тем более, она не могла допустить, чтобы ее больная мама узнала, что Государственный университет, в который она попала когда-то с таким трудом, сделал нацистское общество «Память» своим приютом. А уж рассказать ей о том, что на еврейском кладбище, на котором были похоронены их родные, произошло несколько актов вандализма, у нее, вообще, язык не поворачивался. Могла ли Наташа сообщать угасающей маме такие «новости»?

Внезапно для нее самой и для ее семьи родной город стал чужим и враждебным. Ведь с раннего детства именно исторический центр города был связан для Наташи с самыми дорогими ее сердцу воспоминаниями – ее поездками сюда с тетей Катюшей. Ее первое знакомство с великолепными зданиями Невского проспекта, величественным Эрмитажем, Дворцовым мостом, Университетской набережной – все это тогда укоренилось в ней навечно. Но теперь сама среда исторгала их из своего лона, словно нечто чужеродное. Маме нельзя было знать об этих страшных изменениях ни при каких обстоятельствах.

С точки зрения экономики, это тоже было непростое время. Магазины опустели. Раньше, в период «застоя», можно было вполне прилично накормить семью. Тогда Наташа хорошо изучила расписание завоза продуктов в Светлановский гастроном и знала, что после обеденного перерыва там можно было купить все. Она успевала перед самым уходом на работу «взять с боем» вход в Светлановский гастроном, покупала свежие, только что завезенные продукты, и со спокойной душой уезжала на свои вечерние занятия. Сейчас же, с приходом «перестройки» и «гласности», из магазинов исчезли все продукты. Пропало все – мясо, масло, сыр, яйца. Вновь появились продуктовые карточки, но их невозможно было отоварить. Простой человек не так уж сильно страдал без гласности, без возможности высказать свои идеи, но без продуктов питания, без возможности накормить своих детей и родителей, он страдал очень сильно и благодарности к Горбачеву не испытывал. Не случайно в то время был распространен анекдот: «Что такое гласность? Это состояние, когда уже можно открыть рот, но еще нечего туда положить». Возможно, это тоже подогревало антисемитизм?

Только по месту работы, в день зарплаты, можно было заказать какие-то обычные продукты, да и то в ограниченных количествах. Однако очень скоро зарплату перестали выдавать в положенный срок. Ее выдавали с большими задержками и нерегулярно. Понятно, что это отразилось на материальном положении всех. Денежная реформа еще больше ухудшила положение, потому что снизила уровень денежных вкладов в несколько раз, включая накопления на похороны, которые были отложены всяким уважающим себя старым человеком. Это привело к подъему недовольства в народе. Горбачев, вероятно, не почувствовал ни отчаяния, ни разочарования в народе и продолжал проводить свою политику – он начал войну с пьянством в самый неудачный для этого момент, чем вызвал настоящую ярость многих людей.