Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

— Постучала сирота во царёвы ворота, — подхватил Франкини. — А в Кандии я был: городок старый. Улочки тесные, узкие. Случись резня — тут все и лягут.

— Ситуация скверная! — заключил Игнатьев. — Турок глуп и дик: от вида крови свирепеет. Но кто его всё время подбивает на резню? Британцы и французы! — Карие глаза его сердито потемнели.

Видя его взвинченное состояние, Виктор Антонович решил увести разговор в сторону, в область старинных и загадочных преданий, тем или иным образом связанных с тайнами российского престола, которые можно нанизывать на нить любой беседы, словно бусы. — Николай Павлович, а вы слышали что-нибудь о легендарном «Отречении» Анны Петровны?

Игнатьев тотчас перестал ходить по кабинету и посмотрел на своего атташе с самым недоумённым видом: уж больно резкой была смена столь горячо обсуждаемой и близко к сердцу принятой им темы.

— Дочери Петра I? — отозвался Николай Павлович, так как ничуть не ожидал, что ему придётся без особенной на то охоты погружаться в мутный поток русской истории и, может статься, пускать пузыри, не находя быстрых и точных ответов.

— Да, — подтвердил свой вопрос атташе самым обычным, присущим ему тоном.

— Честно говоря, мало, — признался Игнатьев. — Что-то слышал краем уха, но не вникал в вопрос, другим был занят. А вам о нём что-то известно?

— Только то, что Анна Петровна отказалась в своём завещании от прав наследования русского престола за себя и за своё потомство.

— Это интригует, — присаживаясь к столу и показывая взглядом, чтобы полковник также расположился напротив него, хоть в кресле, хоть на стуле, раздумчиво сказал Николай Павлович.

— Конечно, интригует, — выбрав стул и усаживаясь на него, произнёс Франкини. — Одно дело отказаться от российского престола за себя, но лишать наследственного права своих прямых потомков, прежде всего, сына Петра-Ульриха…

— Будущего Петра III.

— Фёдоровича, — насмешливо сказал Виктор Антонович и с ожесточением потеребил свой нос; потеребил, чтоб не чихнуть, как это делают извозчики, сидя на козлах в ожидании клиента: — зычно, трубно, с оглушительным «апч-хи!»

Игнатьев улыбнулся. Он сам, чтоб не чихнуть, приподнимал кончик носа, наученный этому в детстве.

— А ведь у него, — оставив нос в покое и скривившись, будто от оскомины, проговорил Франкини, — у Петра III Фёдоровича рождается единственный сын Павел, у Павла — множество детей, первым из которых был горячо любимый, просто обожаемый Екатериной II внук Александр…

— И что же получается? — воззрился на него Игнатьев и, видя замешательство полковника, сам принялся вслух размышлять об исторической картине прошлого, о тех декорациях, в которых протекала политическая жизнь Европы и Нового Света. — Создав первое своё государство Северо-Американские Соединённые Штаты, масоны подготовили революцию во Франции, отомстив таким образом за разгромленный в XIV веке орден тамплиеров. Но кто в то время мог серьёзно помешать свержению монархии во Франции? Помешать могла Россия, занятая «греческим проектом» и решившая в лице Екатерины II и Потёмкина осуществить свою давнишнюю мечту по восстановлению Византийской империи и разделу Турции, Польши и Швеции, как наиболее опасных и воинственно настроенных соседей. Верховным масонам, конечно же, было известно о существовании «Отречения» цесаревны Анны, согласно которому ни Пётр III Фёдорович, ни великий князь Павел Петрович, ни его сын Александр Павлович не могли претендовать на императорский титул, так как не имели законных прав на державный престол. Про Екатерину II мы уже не говорим, зная, каким образом она оказалась с монаршим скипетром в руках на русском троне. Вот эти-то верховные масоны и отвлекли внимание российской самодержицы: сначала от всех её проектов, а затем от предреволюционной Франции вместе с её несчастным, давно приговорённым к смерти королём. Пытаясь напасть на след «Отречения» Анны и не зная, в чьих руках оно находится, масоны провоцируют попытку свержения Екатерины II в пользу её сына великого князя Павла Петровича, втайне надеясь, что нужная бумага выплывет на свет.

— Сама обнаружит себя, — живо подхватил полковник, слегка откинувшись на спинку стула.

— И выдаст с головой её хранителя, — произнёс Игнатьев, вполне допуская, что всю эту историю с отречением цесаревны Анны можно было и выдать и принять за злую шутку, нахальную выдумку, дабы внести сумятицу и в без того непрочные умы придворных чинодралов, лизоблюдов и политических оборотней. Иногда ему казалось, что Петербург лишь для того и создан, чтобы плодить врагов и разрушителей России.