Штабная молодёжь обедала в саду отеля Brofft, на открытой террасе. Среди них был племянник государя великий князь Николай Николаевич (младший), сын главнокомандующего Дунайской армией.
Пообедав, молодые офицеры дружно отправлялись в театр, ведя сугубо мужской разговор.
— Я тут недавно, гм, с одной француженкой…
— Да ну? — брови одного из офицеров приподнялись и сморщили кожу на лбу. — Так вот и с француженкой?
— Ну, да…
— Лукавая улыбка и чудные глаза? Я угадал?
— Наоборот. Улыбка чудная, а вот глаза… ну, да… глаза лукавые… чуть-чуть.
Словом, «офицеры в эполетах любят барышень раздетых».
Сын Александра II великий князь Владимир Александрович, не найдя себе место в отеле Brofft, вынужден был поселиться на третьем этаже отеля des Boulewards, крыша которого изрядно накалялась за день. Постояльцы верхних этажей, страдавшие от жуткой духоты и обливавшиеся потом по ночам, никак не соглашались с тем, что трижды клятый ими городишко обладает лучшим климатом в стране.
Учитывая эти обстоятельства, Игнатьев был доволен тем, как он устроился в «своей квартире». Хозяйка — тощая, носатая старуха, была на редкость молчалива и благосклонно исполняла долг гостеприимства. Точно также, беспретенциозно, исполнял служебный долг Николай Павлович, помогая главнокомандующему и государю своими сведениями. Если что его и донимало, так это политическая близорукость русского посла в Лондоне графа Шувалова. Самоуверенный, хвастливый, преклонявшийся перед Европой и английским кабинетом Пётр Андреевич Шувалов убедил канцлера — через барона Жомини — согласиться на заключение мира «после первой или второй победы» на основании разделения Болгарии на две области — одну, севернее Балкан, которой дадут автономию, а другую — самую важную, торговую, богатую — оставят в турецких руках».
В венских кабинетах власти удовлетворённо потирали руки.
— Это хорошо, что часть Болгарии получит автономию. Со временем мы сумеем натравить её на Сербию, а повод для войны всегда найдётся.
— Я с этим в корне не согласен! — решительно сказал Игнатьев на совещании у государя, доказывая тому необходимость освободить Болгарию всю целиком, не допустив её дробления. — Болгары не горох, чтобы толочь их в ступе! Мысль о разделении Болгарии кощунственна! Мало того, она предательски низка. Внушая её вашему величеству, британцы норовят лишить Россию всех результатов войны, а Шувалов вторит им, как попугай. Он в грош не ставит наши интересы!
Александр II помрачнел и недовольно посмотрел на канцлера, который пять минут назад поддакивал и восхищался талантом Шувалова.
— Да он просто легкомысленный, недобросовестный посол! — почувствовав себя обманутым, воскликнул император и велел предупредить Шувалова об изменении концепции переговоров. — Я благодарен Николаю Павловичу за его твёрдую позицию! Мы идём освобождать Болгарию!
— Единую и неделимую! — счёл нужным уточнить главнокомандующий.
Князь Горчаков лишь раздражено фыркнул. Отличаясь к старости довольно распущенным нравом и крайним высокомерием, Александр Михайлович с поразительной беспечностью и равнодушием отмахивался от той мужественной правды, с которой ему стоило бы глянуть на себя и свои промахи. Он попытался было возразить, но, видя, что все члены комитета во главе с его величеством приняли сторону Игнатьева, невольно прикусил язык.
Николай Павлович полагал, что сослужил великую службу, хотя и остался без гофмаршальского завтрака, совпавшего по времени с аудиенцией у государя. Пришлось довольствоваться чаем с ломтем хлеба.
Вечером к Игнатьеву наведался князь Церетелев. Высокий, стройный, загорелый, в приталенной черкеске с газырями, он выглядел, как истинный казак. Даже ухватки приобрёл казачьи. Глядя на него, не скажешь, что всего два месяца назад он был камер-юнкером и дипломатом.
— Я уже был под бомбами, — с порога сообщил Алексей Николаевич и, усевшись на предложенный ему хозяйский стул, ровным обыденным тоном добавил, что одну разорвало между ним и Скобелевым. — Кстати, — сказал он, слегка зардевшись, — рвущиеся бомбы на меня не производят никакого впечатления. Оба Скобелева — и отец, и сын, мною довольны. Говорят, что я отличный ординарец.
— А меня одолевают журналисты, но я от них бегу, как от чумы, — поведал о себе Игнатьев. — Принц Карл уже дважды звал меня обедать в Бухарест, прислал нарочно своего гофмаршала. Желает видеть меня завтра. Вообще ко мне в Румынии очень любезны и внимательны.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу