Олег Игнатьев - Ключи от Стамбула

Разговор с Дизраэли в очередной раз доказал, Европа разучилась сострадать, а вот изображать это святое чувство наловчилась. Судя по уклончивым ответам английского премьер-министра, Николай Павлович понял, что вести дальнейший диалог нет смысла. Ведущий британский политик явно задумал на Востоке что-то неожиданно коварное, но так как план его ещё не созрел окончательно, он сделал вид, что очень увлечён игрой. Всё просто и естественно, и, вместе с тем, в рамках приличия. По всей видимости, задумка лорда Биконсфилда предполагала захват Дарданелл, иначе, зачем бы он так настаивал на обязательной и безоговорочной демобилизации русской и турецкой армий?

Шахматная партия закончилась ничьей.

После беседы главы английского правительства с русским дипломатом, чью непреклонную позицию нельзя было не оценить, лондонские газеты запестрели угрожающими заголовками.

«РУССКИЕ ВЫХОДЯТ В КРЕСТОВЫЙ ПОХОД!»

«ПОЛИТИКА РОССИИ — ЭТО ПОЛИТИКА МЕЧА».

«РУССКИЙ ЦАРЬ ВОЙДЁТ В ТУ ДВЕРЬ, ИЗ КОТОРОЙ ВЫЙДЕТ ПАДИШАХ!»

Сия журналистская максима явно была подслушана в кулуарах московского Славянского общества и срочно передана в Лондон.

Всё было, как всегда. Ничего нового. Приладив смачный заголовок к какой-нибудь жуткой статье о России, английские газеты набрасывали шоковую удавку на шею своего читателя и вели его туда, куда он сам идти не собирался: прямиком к Сен-Джемскому дворцу — молиться на родимое правительство.

Шакалий вой в стае врагов был для Игнатьева столь же привычен, как царский вензель на его погонах.

Уличные мальчишки, мотавшиеся по всему городу с пачками свежих газет, громко выкрикивали сводки новостей и корчили рожи всем тем, кто им казался настоящим русским.

Хотя портрет Игнатьева, доступный лицезрению, был опубликован во всех европейских газетах, это не доставило ему особой радости. Посетив Лондон, он лишний раз уверился, что королевская Англия не скрывала своего удовлетворения по поводу того, что у блистательной Порты по-прежнему не хватает духу взглянуть на неё открытыми глазами и сделать всё, чтобы избавиться от жёсткого диктата её подлой, злонамеренной политики. Куда там! Турция вела себя так, словно принадлежала британской короне и душой и телом; хотя, быть может, она и обманывала себя, продолжая думать о ней, как о своей высокой покровительнице. Говоря языком беллетристов, османская империя всё больше и больше вживалась в образ обездоленной девушки, которой легче расстаться со своей девственностью, и претерпеть все муки издевательств над её невинным телом, нежели оказаться на ночной, продутой зимним ветром улице без единого гроша в кармане, а главное, без заботливой родни, способной проявить радушие, и оказать существенную помощь.

В понедельник Игнатьев выехал в Вену через Париж. Вечером десятого марта, тотчас по приезде, его посетили герцог Деказ и граф Шодорди. Им не терпелось узнать итог переговоров, происходивших в Лондоне.

— Нам сообщили об отказе Англии подписать российский протокол о нейтралитете.

Николаю Павловичу не трудно было доказать им, кто ответственен за срыв переговоров, поскольку Англия оскорбила национальное самолюбие России, требуя от неё обязательств, которые она не может получить от Турции. Речь шла о разоружении турецкой армии и предоставлении Болгарии самостоятельности. Аргумент был серьёзным, но легче на душе не становилось. Граф Шувалов с самого начала принял сторону британцев. Точно так же, как перед хивинским походом генерала Кауфмана наш лондонский посол хотел, чтобы Хива оставалась свободной, и дал в этом смысле обещание английскому правительству.

На следующий день Игнатьев покинул Париж. Ни одного окулиста он пока что и в глаза не видел!

После прибытия в Вену и разговора с Дьюлой Андраши, которому не терпелось стать посредником между Петербургом и Лондоном, Николай Павлович был принят императором Францем-Иосифом I, возвратившимся в Вену после охоты. Говоря об общем положении дел и, в частности, о положении России в свете последних событий, Игнатьев особенно подчёркивал внешние причины, какими оно обусловлено.

— Мой августейший монарх ожидает со стороны своего союзника осязательных доказательств согласия не только во время переговоров, но и в случае войны, — озабоченно сказал Николай Павлович, внимательно следя за выражением лица Франца-Иосифа I.

Австрийский император встряхнул головой и успокаивающе выставил вперёд свою ладонь.