Юлия Андреева - Святы и прокляты

Далее Фридрих вернул себе самовольно захваченные местными господами императорские территории. Он строил школы и университеты, расширял рынки, возводил новые казармы, но наотрез отказывался создавать новые церкви и монастыри, резонно считая, что их и без того немало.

Два года Фридрих и верные ему бароны сражались с не желавшими принимать новые правила игры. Но когда последний враг подчинился, император устроил не менее серьёзную чистку в рядах своих сподвижников, успевших нахапать чужое.

Недовольные ябедничали в Рим. Гонорий пребывал в смешанных чувствах. С одной стороны, сильный император — это шанс, что заявленный крестовый поход пройдёт как нельзя лучше. С другой — неугомонный Фридрих уже переколошматил половину своей страны, вот-вот разберётся с последним нерадивым данником и двинется отстаивать свои права перед церковниками.

В 1222 году Фридрих решительно взялся за островную часть Сицилии... Об этом, я полагаю, всё же лучше, если расскажете вы, — он покосился на оруженосца.

Тот досадливо отмахнулся, разрешая продолжать.

— Фридрих разбил там чинивших беспорядки сарацин, первым делом уничтожив всех командиров. А когда оставшиеся бесхозными воины и мирные жители чуть не устроили восстание, он предложил им защиту и покровительство, после чего посадил всех на корабли, да отправил в город Люцеру на севере Апулии. Так 15 000 арабов из злейших врагов Фридриха превратились в его преданных вассалов... Я правильно излагаю?

— Сразу видно, что тебя там не было, — Вольфганг потянулся. — Сарацины сидели в своих горных крепостях лет сто, а может, и больше, как знать. Потом к ним присоединились сородичи из Палермо, которые поссорились там с местными христианами и были вынуждены ретироваться в горы. Прошло ещё сколько-то времени, и туда подвалили другие родственники, на этот раз с африканского континента. А дальше уже жизни не стало никому! Потому что прокормить в горах втрое больше народу, чем обычно, штука нереальная. Вот они и начали уничтожать друг дружку, а заодно и всех соседей, дабы уместиться на облюбованном пятачке. При этом уступать никто не собирался.

Фридрих захватил сарацинскую горную крепость Ято, и одновременно отправил знаменитого корсара графа Мальтийского, находящегося с недавнего времени на императорской службе, в порт Катании — перехватить новый приток сарацин из Африки. За это славное дело Генрих Мальтийский сделался адмиралом. Император на берегу брал крепость за крепостью, отправляя военнопленных в лагерь, пока ему не доложили, что пленных уже так много, что их нечем кормить, и не лучшим ли будет утопить всех в море?

Пленные начали бузить, но Фридрих нашёл лучший и самый невероятный выход из положения. А дальше... Всё верно. Он не только подарил им жизнь, но и дал новые дома и возможность жить и трудиться в Апулии. Он отобрал лучших лучников и создал из них отдельный корпус — все знают, что сарацины необыкновенные стрелки. Потом он отобрал лучших мечников — точнее, сражались они на кривых саблях. В общем, через несколько лет сарацины состояли на службе даже в лейб-гвардии императора. Кроме того, Фридрих пригрел на своих землях группу наёмных убийц-ассасинов (пусть Спрут сам вычёркивает, если об этом нельзя писать — это и так всем известно). Что же до Люцеры... то очень скоро она прославилась своими оружейниками и ткачами.

Радость омрачила только кончина императрицы Констанции, которую Фридрих очень любил. Правда. Я это сразу понял, когда однажды увидал, как императрица носит на платье крохотную бабочку, расшитую сарацинским шёлком. В общем, вы поняли. — Вольфганг Франц понурился и замолчал.

Не дождавшись продолжения, трубадур закончил этот рассказ сам:

— Как известно, император просто не имеет права оставаться один, даже такой, как Фридрих, у которого появились из переселенцев-сарацин не только ремесленники и воины, но и прекраснейшие наложницы. И не одна, а целый восточный гарем.

Вскоре после похорон императрицы Фридриху предложили заключить помолвку с дочерью и наследницей изгнанного короля Иерусалима, Иоанна фон Бриенна, четырнадцатилетней Иоландой фон Бриенн. Фридрих согласился на брак, даже ни разу не взглянув на будущую невесту — теперь он мог явиться в Иерусалим, как на собственную землю: законный наследник пришёл прибрать к рукам приданое супруги.

Наш господин умел ждать, доверяя собственной интуиции. Он не рвался штурмовать Иерусалим, укрепляя и улучшая отцовское наследство и одновременно заботясь о том, что уже досталось его старшему сыну Генриху и что унаследуют другие дети.