Юлия Андреева - Святы и прокляты

Дело было сделано, и, как и после предыдущей коронации, Фридрих принялся за своё излюбленное занятие: начал расточать милости.

В то время двор расположился в Монте-Марио, где император мог удобно разместить всех прибывших с ним. Так что, задав, как водится, славный пир, Фридрих первым же указом освободил церковь и духовенство от мирских повинностей и подарил им неприкосновенность. Когда против этого выступил ряд городов, император, не желая тратить время на длительную перепалку, просто попросил меня выписать их названия и аннулировал все прошлые привилегии тех, кто оказался в том списке. Мне ж по молодости да по глупости тогда казалось забавным то, что, имей я зуб на какого-нибудь итальянского сеньора или на целый город, внёс бы вражину в список — и дело в шляпе! — он подмигнул внимательно слушавшему его оруженосцу, наблюдая, как Константин затачивает некстати затупившееся перо.

— Что ещё?

— Мирские власти обязались поддерживать церковь в преследовании еретиков, согласно приказу императора, а все, кто был отлучён, должны были теперь отправляться в изгнание.

— Ему это припомнят: сначала отлучат, а потом скажут: «Ну а теперь согласно императорскому указу... ну, в общем, отправляйтесь-ка, немцы, в свою Германию»! — Вольфганг явно был сегодня не в духе.

— Возможно, вы бы могли рассказать лучше?! — Фогельвейде рассердился.

— Я мало что понимаю в церемониях, — оруженосец зевнул. — Лучше скажи, о чём трубадуры слагали свои песни, когда Фридрих вернул себе трон отца!

— О чём? — Фогельвейде задумался. — Ну, возможно, когда император захватывал очередную пограничную крепость, пели...

— Вот и начал бы с того, зачем императору понадобилось осаждать крепости в собственной империи! Выходит, что уже тогда всё не слава богу было?! А у тебя получается, будто бы на дороге цезарей откупная составила несколько бочонков вина, кругляш сыра да мешок калачиков в виде буквы «Ф»? Ага. С возрастом не умнеешь... Тебе тогда Фридрих что сказал? Мол, пой только о хорошем? Вот ты до сих пор и поёшь... Э! Надоело... А ты что смотришь? — стукнул он кулаком по столу, да так, что Константин подпрыгнул от неожиданности. — Думаешь, новые тряпки напялил, так теперь и отрабатывать их не надо?

Обрыдло! Всё обрыдло в этом замке! Но если уж вспоминать, то правду. Так что, сиди и пиши, что я тебе сам скажу, потом вставишь куда надо.

Так вот, в общем, пока в Рим ехали, до самого Монте-Марио под крышей не ночевали. Шатры походные ставили для дам и служанок, для короля, для попов, что вечно за Фридрихом толпами ходили. Остальные же у каждого шатра по три, а то и по четыре костра жгли — а всё одно, впервые я тогда такие чернущие ночи видел, и чуть ли не каждую ночь в лагерь дурни местные лазили — с ножичками, заточенными так, что о них бриться можно было. Им что — они у себя дома, каждая травинка укроет, каждый камушек спрячет. Мы же пришлые...

Так я, собственно, о чём, — он задумался, поднялся и прошёлся по залу, для чего-то рассматривая гобелены. — Есть у меня такое чувство, что, почитай, с самой смерти папеньки Фридриха — императора Генриха VI — вассалы его, особливо в северных пограничных областях, жили так, словно никого над ними нет. Им и Рим не помеха и Констанция! Кака-така Констанция? Подтирались они своими королями! А тут, откуда ни возьмись, припёрся Фридрих, и не просто так, а талдычет, кто тут им хозяин, какие его законные права и где их сраное место. Они — в обидки и на дыбы: «Не хотим такого императора! В гробу такого видали!»

Пришлось поучить малость. Захватили несколько пограничных крепостей для острастки. Самых несговорчивых повесили. Остальные сразу и научились правильно кланяться. Так что, несколько блистательно проведённых осад — и в декабре 1220 года наш король в Капуа торжественно объявил о восстановлении всеобщего мира. Мир же простой человек любит! Ну, если, конечно, он не солдат. Пока сеньоры про меж себя ругаются, простому люду за всё расплачиваться приходится.

Кроме того, начал Фридрих суды реформировать. Но в этом я уже мало чего понимаю.

— Большое спасибо! — Фогельвейде сокрушённо вздохнул, — Если бы не ваше замечание, я, пожалуй, забыл бы рассказать о так называемых «Ассизах из Капуа». Я университетов не заканчивал, поэтому скажу просто: весь суд теперь был в руках имперских юристов — людей образованных и знающих. Теперь каждый сеньор уже не имел права судить по своему произволу, так как обязан был соблюдать указ. Над юристами стояли судьи Большого двора.