Юлия Андреева - Святы и прокляты

Стефан должен был собрать детский крестовый поход и силой своей веры покорить древний город. В подтверждение возложенной на него миссии, мальчик получил на руки письмо, адресованное королю Франции и написанное благородной латынью, где говорилось, что Его Величество должен верить подателю сего и выдать ему столько-то денег на дорогу — для него и примкнувших к походу крестоносцев.

Вы спрашиваете, где Франция, а где мы? Но в том же мае того же 1212 года (не берусь сказать, что день в день) неподалёку от Кёльна в какой-то там деревеньке, запамятовал название, двенадцатилетний пастушок Николаус узрел крест на небе и тут же услышал обращённый к нему голос Бога, который приказал: «Собирай детей и двигайся в Иерусалим!»

Николаус тут же обрёл дар целительства, вылечил несколько бесноватых, после чего объявил о начале нового крестового похода, призывая присоединиться к нему исключительно детей! В Германии дети теперь массово уходили из семей и от господ. Кое-как сколотив огромные кресты, украсив их полевыми цветами в знак своих мирных целей, присоединялись они к Божьему воинству.

В стране только и говорили, что о походе невинных, называя сам факт, толкнувший детей на столь смелое дело, не иначе как чудом. А как же ещё!? Ведь ни Стефан Вандомский, ни Николаус Кёльнский не обходили окрестные деревни одну за другой, но тем не менее дети откуда-то узнавали о готовящимся крестовом походе и, ничего не боясь, шли беспрерывно, читая молитвы и мечтая о том, как море расступится перед их воинством и они, пройдя его насквозь посуху, вступят в Иерусалим.

На этом фоне появление золотоволосого короля-юноши, чудом вырвавшегося из лап злодея Оттона, тоже выглядело чудом! Вот почему люди подхватывали прозвище «дитя Апулии», славя вместе с юным королём всех юных воинов Христовых. При этом никто словно и не замечал, что у этого «дитяти» уже был собственный годовалый наследник.

Но и это ещё не всё! Вильгельм Францизиус потребовал от нас, чтобы на вопрос о детстве императора мы говорили, что-де, бедный сирота, он был всё время предоставлен самому себе, что голодный и оборванный слонялся он по Фолиньяно, и хозяйки подкармливали его, спасая от голодной смерти... Зато потом, когда начнут восторгаться умом и образованностью Фридриха, можно было бы заявить, что, мол, всё это от Бога.

Откуда, к примеру, король знает греческий и арабские языки? А в порту с моряками общался, в лавки заходил — так между играми и выучился. Сам собой — чудо! Отчего же выросший на улице мальчик знает придворные манеры? А тоже — чудо! Чем больше толпа кричит о чудесах, тем меньше она задумывается над тем, что и откуда взялось на самом деле. Иной раз и учёного книгочея могут в клочки за знания растерзать, а намекни он на чудо и... у, брат! Это прозвище «дитя Апулии», да ещё вечное «чудо, чудо!» прикрывали нашего господина, а заодно и всех нас — балбесов — получше любой брони.

Одно только не удалось тогда сделать для Фридриха: как говорил мой дядя, это, — оруженосец посмотрел в сторону фон дер Фогельвейде, — найти по-настоящему хорошего трубадура! Лучшим из трубадуров того времени он считал вашего, Вальтер, знаменитого отца — человека рыцарского рода, по одному слову которого князья срывались с места и безжалостно били друг дружку на поле боя. Поддержка трубадура означала, что человек неминуемо поднимется хоть из самой преисподней, а его гнев мог низвергнуть даже ангела с небес. Такой опорой нам стал непревзойдённый Вальтер фон дер Фогельвейде. — Вольфганг Франц низко, точно королю, поклонился однорукому трубадуру, пропуская его на своё место, и тут же припадая к стоящему у стены кувшину.

— Что же, как ни хорош рассказ господина Франца, да, видно, мой черёд пришёл свой кусок хлеба отрабатывать... Ты не очень устал? — обратился тот к Константину и, когда мальчик отрицательно помотал головой, продолжил: — Мой отец Вальтер фон дер Фогельвейде хоть и принадлежал к рыцарскому сословию, но, как это бывает сплошь и рядом, своей земли не имел. Только на склоне лет получил он от всеми нами любимого и почитаемого императора Фридриха II небольшой лен близ города Вирцеберк (или, как здесь иногда говорят, Вюртцбург), что на реке Майн. Он служил то одному, то другому сеньору.

Не скрою, долгое время отец поддерживал Оттона, которого совершенно искренне считал посланцем Господа на земле. Но который оказался тут на ухо и не оценил по достоинству стараний моего отца, считая, что пока миннезингер беден, тот будет петь, надеясь стяжать богатства, а разбогатев, станет целыми днями пролёживать пуховые тюфяки, жрать да баб лапать. Поэтому, поискав несколько лет счастья вблизи королевской персоны Оттона, отец был вынужден покинуть сюзерена, переметнувшись к менее знатному, но более щедрому и понимающему толк в хорошей музыке и отличных стихах сеньору (не стану понапрасну называть его имени).