Игорь Ефимов - Бунт континента

— Да, я рос старшим в толпе братьев и сестер, но всегда страдал из-за маленького роста. Представьте, как это обидно! Братья, которых ты еще недавно мог повалить или обогнать, через несколько лет вдруг становятся выше и сильнее тебя... Поневоле начнешь состязаться с ними там, где тебе еще светит надежда на победу — в учебе... Нет, образование получил не в Вильямсбурге. Считалось, что климат там слишком сырой и моему слабому организму не будет спасения от лихорадки. Меня послали в Принстон... О, Нью-Джерси не зря называют Садовой колонией... Да, родители мои живы, растят обильное потомство в нашем поместье в Монтпелье. Это недалеко отсюда, в графстве Орандж...

Марта слушала рассказы гостя с неподдельным участием, роняла одобрительные замечания, изумлялась, восхищалась, сочувствовала. Давно уже Джефферсон не видел ее такой радостно возбужденной, такой приветливой и доверчивой. Она снова стала похожа на ту чаровницу, которая со страстью защищала от него Троянскую Елену на балу в Вильямсбурге — сколько? Неужели уже восемь лет назад?

— ...Нет, сам я еще не женат, — продолжал Мэдисон. — Хотя в студенческие годы был влюблен в сестру однокурсника, делал ей предложение... Увы, моя избранница объявила, что ценит меня, но решила никогда не выходить замуж, потому что в Вирджинии оставаться незамужней — это единственная возможность для женщины сохранить независимость и интеллектуальную свободу.

— Какое заблуждение! — воскликнула Марта. — Эта девушка сама не знает, чего она лишила себя. Если бы она ответила вам «да», ее дни проходили бы в самых увлекательных занятиях. На рассвете она раздавала бы задания служанкам. Потом кормила завтраком детей и мужа. Потом надзирала за штопкой и стиркой простыней и одежды. Потом — за изготовлением мыла и свечей. За два часа до обеда ей нужно было бы спуститься в кухню и прочесть кухарке из поваренной книги подробные инструкции готовки всех блюд. Озаботиться доставкой воды, потому что колодец в горах имеет привычку пересыхать в самый неподходящий момент. Разобрать ссору управляющего с женой, закупить в деревне масла и яиц, творога и молока, и так далее, и так далее, и так далее.

Джефферсон понимал, что Марта — скорее всего — просто без запинки описывала свой сегодняшний день. Однако в ее сарказме не было ни горечи, ни раздражения, а вернувшаяся на губы улыбка превращала обвинительную речь в милый домашний фарс. Порой он и сам напоминал себе, как нелегко его жене было жить в вечно достраиваемом и переделываемом доме, как раздражали строительная пыль, стук молотков, капающая с потолка вода. Это только у него перед глазами всегда стояла сияющая картинка их будущего дворца, помогавшая забывать о временных недоделках и неустройстве. Ей же приходилось терпеть их день за днем, и прятаться от них в мир фантазий она не умела. Или не хотела.

После обеда мужчины уединились в кабинете. Им нужно было обсудить стратегию предстоявшей борьбы в Законодательной ассамблее. Для обоих учреждение веротерпимости в колонии представлялось первоочередной задачей. Никакого обложения налогами в пользу установленной государством церкви — с этим они были согласны. Но готовы ли другие делегаты к идее полного отделения религии от светской власти?

— У нас в Вирджинии число сектантов уже сильно превышает число прихожан епископальной церкви, — говорил Мэдисон. — Скоро нам придется защищать англикан от преследований со стороны пресвитериан и баптистов. Недавно мне довелось читать жалобы англиканского священника. В его церковь бесчинствующие пресвитериане являлись с собаками и устраивали собачьи бои посреди службы. Жалобы в городскую управу не помогали, потому что сидящие там магистраты покрывали своих единоверцев. В другой раз у него украли рясу, и какой-то человек, переодевшись в нее, нанес визит проститутке. Местные газеты раздули историю о развратном служителе Божьем.

— Англиканская церковь доминировала в колониях целое столетие и разучилась бороться за сердца верующих. Теперь ей придется состязаться с другими вероисповеданиями за человеческие души. Будем надеяться, что это пойдет ей на пользу.

Беседа двух вирджинских законодателей затянулась до сумерек. Мэдисон хотел еще навестить родственников в Шарлотсвиле, поэтому уехал, не дожидаясь полной темноты. Проводив его, Джефферсон вернулся в кабинет, принялся сортировать свои заметки и рекомендации. Наутро ему предстоял отъезд в Вильямсбург, он хотел пуститься в дорогу пораньше.