Из письма британского генерала Джеймса Гранта
5 сентября, 1776
«Наши войска в настоящий момент так разбросаны на территории Манхэттена, что любая часть может быть легко отрезана от других. Было ясно, что, если неприятель оккупирует Лонг-Айленд и Говернор-Айленд, защитить Нью-Йорк будет невозможно. Сейчас ему удалось осуществить это. Две трети Нью-Йорка и пригородов принадлежат лоялистам. По моему убеждению, общее и быстрое отступление абсолютно необходимо. Город же и пригороды следует сжечь, чтобы враг не получил удобные зимние квартиры. Если неприятель укрепится в Нью-Йорке, выбить его оттуда без сильного флота будет невозможно».
Из письма генерала Натаниэля Грина Джорджу Вашингтону
Сентябрь, 1776
«Ничто не может сравниться с радостью жителей Нью-Йорка по поводу появления британских войск на их улицах... Некоторых офицеров носили на плечах, женщины и мужчины безумствовали наравне... Флаги Контенентальной армии срывали и топтали, вместо них поднимали британский флаг... Город, который эти хвастливые джентльмены так долго укрепляли с таким старанием, был сдан в два-три часа, без всякого серьезного сопротивления».
Из письма британского офицера
Ноябрь, 1776
«Так как я был с войсками в Форте Ли на западном берегу Гудзона и по--том отступал вместе с ними через Нью-Джерси до самой Пенсильвании, я хорошо знаком с обстоятельствами этой кампании. Наши силы были в четыре раза слабее того, что генерал Хоу мог выставить против нас. Поблизости не было армии, которая могла бы прийти нам на помощь. Запасы пороха, легкая артиллерия и военное снаряжение были вывезены, чтобы они не попали в руки неприятеля. 20 ноября разведка донесла, что неприятель совершил высадку на берег в семи милях вверх по реке, прибыв туда на двухстах судах. Через три четверти часа появился генерал Вашингтон и повел войска в сторону моста через реку Хакенсак. Противник не преследовал нас и дал возможность переправиться по мосту и с помощью парома».
Томас Пэйн. «Американский кризис»
22 декабря, 1776
«Нет ли возможности, мой дорогой генерал, для наших войск совершить нападение или диверсию против Трентона? Чем больше мы посеем тревоги, тем лучше... Не стану скрывать своих чувств: мы находимся в положении отчаянном и безнадежном, и если мы не нанесем какой-то удар по врагу теми войсками, какие есть сейчас в нашем распоряжении, наше дело можно считать пропащим. Дальнейшая отсрочка будет равна полному поражению».
Из письма Джорджу Вашингтону от его адъютанта Джозефа Рида
25—26 ДЕКАБРЯ, 1776. ТРЕНТОН, НЬЮ-ДЖЕРСИ
К ночи небеса отыскали в своих глубинах новые запасы снега и ветра и обрушили их на полки, скопившиеся на западном берегу Делавера. Баржи с солдатами исчезали одна за другой во мраке, потом возвращались за новыми ротами. Гребцам приходилось лавировать между льдинами, расталкивать их веслами. Лошади жались друг к другу, порой испускали негромкое ржание. Но это был единственный звук, различимый в вое ветра. Громкие разговоры, пение, барабаны были запрещены настрого.
Зато костры жечь разрешалось. И чем больше — тем лучше. Если враже-ские лазутчики ведут наблюдение, пусть думают, что лагерь американцев просто готовится к очередной ночевке на правом берегу реки. Добровольные шпионы лоялистов могли заниматься своим гнусным ремеслом даже в Рождественскую ночь.
Александр Гамильтон вгляделся в артиллеристов, толпившихся вокруг огня. Его батарее предстояло переправляться последней, ждать придется еще долго. Одетые в пестрое рванье солдаты по очереди приближались к языкам пламени, впитывали его спасительный жар то спиной, то грудью, потом уступали место другим. Знакомые лица делались неузнаваемы в пляшущих отблесках, но он знал, что, за исключением нескольких новичков, остальные были ветеранами, прошедшими с ним весь страшный путь отступления по нью-джерсийским дорогам. А несколько человек участвовали даже в самом первом бою, на южной оконечности Манхэттена.
Когда это было? Неужели прошло уже полгода?
О, он запомнит тот день на всю жизнь.
Еще накануне город ликовал под треск барабанов и мушкетов. По приказу генерала Вашингтона Декларация независимости была зачитана перед полками на том самом поле, где Александр Гамильтон ораторствовал когда-то перед Китти Ливингстон и еще тремя тысячами слушателей. Потом возбужденная толпа бросилась срывать королевские гербы со всех зданий, с вывесок пивных, повалила конную статую Георга Третьего, отрубила Георгу голову, подняла ее на пику. Свинцовую тушу коня с монархом отправили в Коннектикут для переплавки на пули. Какой парадокс! У солдат короля появится шанс заполучить частичку своего повелителя в собственную плоть!
Читать дальше