Александр Красницкий - Русичи

— Убили! Убили!

Толпа, словно подхваченная порывом ветра, кинулась к воротам Детинца и бурным потоком влилась через них. Зыбата, подхваченный толпой, очутился в передних её рядах. Он увидел своего друга Варяжко, покрытого кровью, но державшегося на ногах и в страшном негодовании кричавшего так, что его голос слышен был даже в рёве толпы.

— Заманили князя, заманили и убили! — кричал Варяжко. — Предатели… На безоружного руку подняли. Он к вам с добром и любовью шёл, он вам мир нёс, он ради того, чтобы крови вашей не пролить, смирился и гордость свою победил, а вы вместо того убили его из-за угла!

— Да кто кого убил? Кто? Как смеют нас убийцами называть?! — шумела толпа.

— Князя вы убили. Ярополка.

Зыбата заметил, что с крыльца соседней избы, у дверей которой стояли Блуд и Нонне, вдруг кинулись к Варяжко два зверского вида, вооружённые короткими мечами варяга. Обезумевший от горя любимец несчастного Ярополка и не заметил угрожающей ему опасности, и варяги моментально изрубили бы его, если бы Зыбата вдруг не кинулся вперёд, и заграждая Варяжко своим телом, не крикнул как мог громко:

— Прочь! Как вы смеете! Ежели Варяжко неправду говорит, то пусть князь его рассудит.

Смелые слова Зыбаты произвели впечатление на толпу.

— Да, да, пусть князь рассудит, пусть он разберёт, кто Ярополка убил, и мы ли, люди киевские, в его смерти повинны.

Зыбату, Варяжко и Феодора окружило живое кольцо. Арконцы-варяги подняли было мечи, чтобы врубиться в людскую массу, но в это время воздух задрожал от громкого клича, вырвавшегося сразу из нескольких тысяч грудей.

— Здравствуй навеки, князь наш Владимир! Привет тебе, Солнышко Красное! — В ворота Детинца на красивом статном коне, окружённый толпою блестящих воинов, въезжал Владимир.

— Опоздал, опоздал, — прошептал Зыбата.

ладимир сразу заметил: произошло что-то необыкновенное. Он зорко всматривался, пытаясь отыскать взглядом Ярополка, но того нигде не было видно. А вокруг ревела толпа, воодушевлённая неподдельным восторгом. Но когда Владимир чуть приостановил коня, первым возле него отказался трепетавший от гнева Варяжко. Он схватил окровавленной рукой поводья и неистово закричал:

— Князь Новгородский, суда требую! — Вид Варяжко был страшен, лицо перепачкано кровью, которая текла по его одеждам и кое-где уже подсохла и запеклась. Однако Владимир даже не дрогнул, увидев перед собой этого человека, требовавшего суда. Он сразу узнал его.

— Над кем тебе мой суд нужен? — спросил он. — Кого ты к ответу зовёшь?

— Тебя, князь Новгородский! — хрипло захохотал Варяжко.

— Меня? В чём же ты меня обвиняешь? — удивился Владимир.

— В вероломстве виновен ты. Ты, ты. Что на меня смотришь с таким удивлением? Ты заманил в западню несчастного брата и приказал убить его.

— Я? Ярополк убит? Я его убийца? — в голосе Владимира зазвучали нотки неподдельного изумления. — Нет, это неправда.

— Поди и взгляни, — указал Варяжко на те хоромы, которые были отведены для Блуда, — поди и взгляни, новгородский князь, на свою жертву. Ты сам увидишь, что в притворе он лежит, зарубленный мечами твоих слуг, бездыханный. Кругом него кровь, кровь твоего отца, твоя кровь, — и ты смеешь ещё говорить, что неповинен в смерти его. А-а, совесть-то и в тебе заговорила. Бледнеешь ты, убийца вероломный!

Действительно, красивое лицо Владимир покрылось вдруг мертвенной бледностью; он даже слегка качнулся в седле, как будто весть о смерти Ярополка поразила его тяжёлым ударом. Кругом стоял народ, безмолвный, смущённый. Глаза всех были потуплены; на Владимира смотрели только горящие ненавистью очи Варяжко.

— Кровь своего отца ты пролил! — гремел исступлённый воин. — Печенегам лютым уподобился ты! Да и печенеги-то отца твоего, Святослава, в честном бою убили: Куря, их князь, на единоборство с ним вышел. А ты заманил брата, милость ему обещал свою, а как пришёл он, так мечи его по твоему приказу и приняли.

Владимир задрожал. Бледность быстро исчезла, лицо его вдруг запылало; он приподнялся на стременах, окинул гордым взором молчавшую толпу и звучно крикнул так, что каждое его слово отдавалось во всех уголках Детинца:

— Народ киевский, слышишь ли ты? В коварстве винит он меня, — указал Владимир на Варяжко, — говорит, что повинен я в крови брата своего, Ярополка, что убил его, как вероломный предатель, заманив к себе. Так прими же ты мою клятву. Тем, кто в Перуна верует, Перуном я клянусь, кто Одина чтит, Одином и Тором клянусь, кто Невидимому Богу христианскому служит, пред теми я именем их Бога клянусь, что и в мыслях у меня не было поднять руку на брата моего старшего. Сердцем хотел я примириться с ним. Не по великокняжескому столу Ярополк был, но всё-таки смерти он не заслуживал; в мыслях моих было отдать ему удел любой, какой он ни пожелал бы, чтобы жил он там как душе его угодно. Крови его не хотел я, и в ней неповинен я. Веришь ли мне, народ киевский?