Виктор Квашин - Последняя крепость империи

Через три часа доложили, что приказание исполнено. Все семь членов семьи бывшего главного строителя, а именно: отец, мать, жена, малолетние дети — два сына и две дочери повешены на южном валу.

— Не снимать. Пусть висят, пока сами не упадут. Всем в назидание! Твари!!!

Ночью случился штурм с северной стороны. Пустили хашар. Со стены их закидали огнём, отступавших перестреляли почти всех. Монголы сами не полезли. «Пробуют на прочность. Знают, где слабее. Конечно, этот подлый предатель — ценный перебежчик!»

Утром доложили: к южным воротам парламентёры.

— Не стрелять.

— Эй, господин командир! Выходи кумыс пить!

— У меня здесь вино вкусное, Жаргал. Заходи лучше ты.

— Я бы зашёл, да неудобно, будем вдвоём сидеть, а твоя жена с твоим отцом в моём лагере остались. Нехорошо. Иди лучше ты к нам. Поговорим, назад вернёшься. Слово!

У Сиантоли ноги стали ватными.

— Сейчас спущусь.

Пока подавали коней ему и телохранителю, немного взял себя в руки — главное, никому не показывать, что больно, «раненого зверя хищники чуют по запаху». Пайцзу командира крепости — на видное место, пайцзу монгольского нойона — тоже наружу, глубокий вдох, поехали!

— Открыть ворота! Не стрелять!

— Привет, Жаргал! Что ты там кричал насчёт жены?

— А-а, сейчас сам посмотришь. Да не волнуйся, им неплохо у нас.

Подъехали к геру главнокомандующего. Монголы подержали Сиантоли стремя, приняли коня как у почётного гостя.

— Проходи, будь как в родном доме, — пригласил Жаргал.

Сиантоли огляделся, в надежде увидеть отца и жену и увидел… Ли Юнксу. Тот стоял в сторонке и смотрел на бывшего начальника, втянув голову в плечи.

— Убей его! — вскрикнул Сиантоли, сам от себя не ожидая, аж слюна полетела. Рука сама схватилась за рукоять меча.

— Просьба гостя — закон, — Жаргал вытащил саблю, подошёл к бывшему главному строителю и снёс ему полчерепа. — Так хорошо?

— Спасибо, Жаргал! Ты действительно облегчил мне сердце.

— Для тебя не жалко. Тем более он мне уже не нужен. А предатели — самые плохие люди на свете, их надо убивать, ты прав. Пойдём в гер, дружище Драчун, надо уже расслабиться. А твоих сейчас приведут.

Сиантоли с Жаргалом выпили по две чашки крепкого кумыса, прежде чем доложили, что «гости прибыли».

— Приглашай!

В гер втолкнули отца и за ним…

— Богди! — Сиантоли кинулся к ней, обнял. — Как ты, Богди? — он ожидал встретить жену, ту, первую жену, и совсем не предполагал увидеть свою любимую Богди! Какой ужас! — Отец! Как ты, отец?

— Всё хорошо, сын. Не думай о нас. Делай своё дело.

— Жаргал, зачем ты так? Так не честно! Отпусти их.

— Ай, Драчун, неужели ты думаешь, что я хочу поступать плохо с родственниками друга? Я бы лучше дал вам всем по мешку золота и устроил пир, чем смотреть, как вы все страдаете. Но скажи, что мне делать, если ты не хочешь открыть город? Понимаешь какое дело, это последний город, война кончилась. Мне жалко губить десять тысяч монголов ради этого никому не нужного городишки среди далёких холодных гор. Давай разойдёмся по добру: ты открываешь ворота, я отпускаю вас всех троих с золотом на хороших конях.

Сиантоли посмотрел на Богди. Она прижала ладони к заплаканным щекам, отрицательно качала головой, её трясло дрожью. Живот заметно выпирал и тоже содрогался. Отец обнял одной рукой невестку, сам ссутулился и разом сильно постарел.

— Сын, не думай о нас, делай дело!

Сиантоли сглотнул комок, повернулся к Жаргалу.

— А ты бы сдал свой город?

— Опять ты за своё. Я — монгол!

— А я чжурчжэнь! Город дороже двух людей…

После этих слов Сиантоли уже не мог поднять глаз на отца и Богди.

— Жаль, друг Драчун. По-человечески жаль. Не двух, а уже трёх твоих родных людей. А тебя уважаю. Они пока поживут… не знаю сколько, но не обидим. Помни, предложение моё пока в силе. А тебя я провожу.

До самых ворот Сиантоли обречённо ждал спиной стрелу, хоть и видел, как преданный насмерть телохранитель пытается прикрывать его собой. Жаргал ехал рядом, стремя в стремя, молча. Охрана Жаргала — три десятка бронированных головорезов — вокруг и тоже молча. У ворот Жаргал спросил:

— Встретимся ещё, Драчун?

Сиантоли пожал плечами.

— Эй, не стрелять! Открыть ворота!

Жаргал махнул рукой и повернул коня.

Штурм был жестокий! В город летели ядра, зажигательные снаряды и горящие стрелы. Сразу вспыхнули многие дома. Тучи стрел посыпались на головы осаждённых. Но люди на стенах были готовы, тысячу раз прежде инструктированные и тренированные опытными командирами. Раненых среди военных был немного. И когда монголы с воплями попёрли на склоны, их встретили залпами из луков и арбалетов. Только у нижних, южных ворот монголы смогли приблизиться к воротам вплотную, но тут в распадке задних отсекли плотным огнём, а прорвавшихся всех перебили.