Дмитрий Дмитриев - Русский американец

-- Скрутите ему руки и бросьте в трюм! -- распорядился Иван Иванович, с презрением показывая на старого моряка.

Волк не успел опомниться, как его руки были крепко скручены; еще несколько секунд -- и старый моряк очутился в трюме.

Партия недовольных матросов с Тольским заволновалась было, но капитан Львов сумел скоро укротить их.

-- Марш по местам! Первого, кто осмелится поднять на меня руку, прикажу выбросить за борт! -- грозно крикнул он.

Бунтовщики, повесив головы, как бы сознавая свою виновность, стали расходиться.

Тольский, проклиная неудачу, тоже хотел было улизнуть в свою каюту, но его остановил капитан:

-- А вы, господин главный зачинщик, куда же? Прошу остаться здесь.

-- Что же мне здесь делать? Ругаться с вами, что ли?

-- Ну, ругаться со мной вы не смеете... Я -- ваш судья, а вы -- подсудимый!..

-- Вот что... Никак вы судить меня собираетесь? -- не меняя своего насмешливого тона, спросил Тольский.

-- Да, собираюсь... И предупреждаю: суд будет строгий, очень строгий.

-- К чему же вы присудите меня? Не забывайте, я -- дворянин и с людьми моего ранга обращаются...

-- Их выбрасывают за борт! -- грозно крикнул капитан.

-- Что? Что такое? Меня за борт?.. -- закипятился было Тольский, но тотчас утратил свое хладнокровие и побледнел.

-- Струсил! -- презрительно сказал капитан. -- Эх, мишурный герой!.. Ну успокойся, хоть ты и заслужил, я за борт тебя не выброшу. Имеется для тебя другое наказание.

-- Какое?

-- Об этом ты узнаешь своевременно...

-- Однако послушайте, капитан! Вы обращаетесь со мною, как с последним матросом.

-- Последний матрос честнее и благороднее тебя.

-- Капитан, вы ответите... вы... вы не можете и не должны оскорблять меня, -- горячился Тольский.

-- Я не хочу продолжать с вами разговор, уходите...

Тольский направился в свою каюту, где поджидал его Кудряш, и рассказал ему о неудавшемся бунте.

Кудряш чуть не плакал. Но они не могли ничего поделать: к двери их каюты был приставлен часовой -- оба они очутились под арестом, капитан приказал никуда не выпускать их.

Как ни горячился Тольский, но принужден был покориться своей участи и ожидать, что будет дальше.

Вечером в каюту Тольского тихо вошел Кудрин.

-- А, господин доктор, рад вас видеть, -- радушно приветствовал его Тольский. -- Что скажете хорошенького?

-- Да хорошего мало! Ведь я послом от капитана.

-- Что ему надо от меня?

-- Видите ли, сударь мой, через два-три дня наш корабль бросит якорь у берегов Аляски. Капитан решил высадить на этом берегу вас, а также и вашего слугу.

-- Что?.. Что такое? Меня высадить на Аляске?! -- с испугом и удивлением воскликнул Тольский.

-- Да... Так постановили капитан и офицеры.

-- Как же это... без суда?

-- Зачем без суда? У нас на корабле делается все по закону. Суд был над вами...

-- Стало быть, меня судили? Что же меня на суд не позвали? Да и в чем обвиняли меня? -- нервно крикнул Тольский.

-- В подстрекательстве к бунту.

-- Почему меня не позвали на суд? Я мог бы оправдаться.

-- Так постановили судьи. Заочно вам, сударь, приговор произнесли.

-- Судьи, говорите вы? А кто такие судьи?

-- Капитан и другие офицеры...

-- Такого суда над собою я не признаю, не признаю! -- закричал Тольский. -- Это какой-то Шемякин суд... Если я виновен, пусть меня судят по закону настоящие судьи...

-- Еде же их возьмешь? Ведь мы с вами не в Петербурге, не в Москве... И вы напрасно изволите горячиться... Вы с корабельным уставом не знакомы? А ведь там ясно сказано, что на корабле капитан -- все. Всему хозяин, всему глава, он же -- и судья...

-- Из ваших слов видно, что капитан может распорядиться мною, как он хочет. Захочет -- прикажет выбросить за борт или оставит на каком-нибудь необитаемом острове, обрекая на голодную смерть.

-- Аляска обитаема.

-- Знаю, что обитаема, но кем? Дикарями, людоедами.

-- Что вы, что вы, господин Тольский! На Аляске теперь и русские живут, там есть даже русский город. Народ там добрый, вам жить на Аляске неплохо будет. -- И Кудрин, стараясь успокоить Тольского, стал расхваливать ему природу и жителей Аляски.

-- Эх, завей горе веревочкой... Как ни жить и где ни жить, лишь бы жить!.. Попробуем пожить на Аляске, коли в столице не сумел, -- несколько подумав, весело произнес Тольский.

Но в действительности на душе у него было неспокойно: Аляска страшила его; да и всякий испугался бы после шумной столичной жизни очутиться в неведомой стране, за несколько тысяч верст от родины, среди дикарей.

В конце концов Тольскому и Кудряшу волей-неволей пришлось покориться приговору капитана Львова и отдать себя на милость судьбы.