Валерио Манфреди - Фараон

— У тебя нет желания съесть что-нибудь? — прервал его Хуссейни. — В конце концов, сейчас время ужина. У меня нет в запасе ничего особенного, но мы поступим так, как это делают в пустыне.

— Я не против, — согласился Блейк.

Хуссейны поставил в духовку пару пиде [5] Восточная разновидность пиццы, либо с сыром, либо с бараниной. , вынутых из холодильника; далее были извлечены острый соус, отправленный разогреваться на плитку, хумус [6] Турецкий горох, растёртый с оливковым маслом. , сваренные вкрутую яйца, сыр, тушёная фасоль.

— А пива у тебя нет? — поинтересовался Блейк. — Или ты строго блюдёшь запреты?

— Не так уж строго, — признался Хуссейны, — моя мать была ливанкой.

Блейк возобновил свой рассказ, время от времени отправляя в рот кусок-другой:

— Брестед имел любовницу. Некую Сюзанну Блиньи, вдову французского дипломата из консульства, которая осела на постоянное жительство в Миннеаполисе, и между ними, возможно, была переписка. Мне также удалось установить, что госпожа Блиньи в течение карьеры её покойного супруга побывала также и в Египте, в Луксоре.

— Могу себе представить, — произнёс Хуссейны. — То были прекрасные времена «Отель дю Нил», Огюста Мариэтта [7] Французский египтолог (1821 — 1881), основатель Службы древностей Египта. и Эмиля Брюгша, героической египтологии...

— Однако же между этими двумя, весьма возможно, также существовала избирательная близость... У мадам Блиньи была дочь, Мари-Терез, которая вышла замуж за некоего Джеймса О’Доннела, офицера военно-воздушных сил. Он погиб в воздушном бою в небе Англии.

— Целая династия вдов... — прокомментировал Хуссейны, ставя на стол исходящий паром соус.

Блейк размазал его по своему пиде и добавил ещё тушёной фасоли.

— Похоже на то... Во всяком случае, Мари-Терез О’Доннел в возрасте восьмидесяти семи лет была ещё жива и сохранила переписку между Джеймсом Генри Брестедом и своей матерью. Я попросил её предоставить мне возможность ознакомиться с ней и наконец заполучил папку, за которой охотился уже несколько месяцев.

— Предполагаю, что в этот период ты пренебрёг кое-чем другим: совещаниями отдела, вечеринками преподавательского состава, приёмом студентов, а также и своей женой.

— Именно, — признался Блейк. — Я был настолько занят своим расследованием, что не отдавал себе отчёта в беге времени и своих упущениях. В то же самое время я недопонимал, что окопы, оставленные без гарнизона, тотчас же будут заняты врагом... — На мгновение по лицу Уильяма Блейка пробежала тень, как будто все тревожные мысли, на короткое время покинувшие его, вновь пришли ему на ум, все вместе взятые.

— И что же ты нашёл в этой папке? — полюбопытствовал Хуссейни.

Блейк заколебался, как будто упорствовал в своём намерении раскрыть тайну, хранимую до сих пор только для самого себя. Хуссейни опустил взгляд и положил себе на тарелку еду с большого блюда.

— Ты не обязан отвечать мне, — заметил он. — Мы можем поговорить и на другую тему. Например, о женщинах или о политике. То, что происходит на моей родине, обеспечивает предостаточно материала для обсуждения.

Ещё несколько мгновений Блейк хранил молчание. На улице также царила тишина. В этот час никто больше не сновал по улицам, а снег, который пошёл с новой силой, приглушил бой часов на башне университета. Уильям встал и подошёл к окну: он думая о раскалённых песках Долины царей, и на секунду ему показалось, что все события прошедших дней привиделись ему во сне. Он вновь заговорил:

— Папка относилась к примечанию, которое я прочитал на документе Института Востока, и содержала в себе начало копии иероглифического текста, вступлением к которому являлись следующие слова:

Я последовал за хабиру из Пи-Рамзеса через Тростниковое море, а затем в пустыню...

Хуссейни согласился:

— Производит впечатление, ничего не скажешь. Совпадения с началом «Книги исхода» очень существенные. Однако ты хорошо знаешь, что название народности хабиру истолковывается в научной литературе в противоположных смыслах. Не сказано, что оно означает «евреи»; извини, но не сказано. Надеюсь, что ты взбудоражил институт не только по этой единственной причине... Из-за тебя они здорово опростоволосились.

— Стиль идеограмм целиком схож с изображениями на так называемой «израильской» стеле, — оскорблённо возразил Блейк.

Хуссейни, казалось, отвергал эту идею:

— Впечатляет, нет слов... Извини, я не собирался усомниться в твоей компетентности. Просто в некоторые вещи оказывается трудно поверить... Я ещё сварю кофе. Ты хочешь?