Галина Шестакова - Малахольная

Погостили, гости дорогие, и будя.

А в деревне все знают, как только старуха начинает прикидываться малограмотной кошелкой – добра не жди.

Сегодня вечером сын ко мне в гости ведет свою девушку. Они живут уже полгода. Надеюсь, она не любит стряпать.

Сания возвращалась с работы, уставшая и продрогшая. По дороге забрала из школы сына, взвалила на плечо его неподъемный портфель, ругаясь на школу, на учебники и на своего первоклашку, который засматривался то на птиц, то на собак и болтал без умолку про пацанов из класса. Все это вылетало у Сании из головы тут же. Она думала, чем его накормить, напился ли опять Вовка и донес ли зарплату до дома. И свекровка наверняка начнет бубнить, что Сания, кошка приблудная, мало зарабатывает, дармоедка. Да и не свекровка, по сути, она Сании, она мать ее сожителя.

Целый день проработав лопатой на морозе в Ледовом городке, Сания опухшими, негнущимися пальцами пыталась выгрести из кармана мелочь и купить хлеба в ларьке. Монетки выскальзывали из красных, обмороженных пальцев и падали на снег. Сания наклонялась за ними, шапка сползала на глаза, портфель падал и больно стукал ее по ноге. Она сдерживала слезы, чтобы не расплакаться перед продавщицей-узбечкой и сыном. Сын не переставая болтал, смеялся и рассказывал что-то смешное. Сания со злостью бросила портфель сына, встала на колени, выковыряла из снега все монетки и шлепнула их узбечке:

– Булку дай.

Узбечка брезгливо поджала губы и осторожно, по монетке, вытянула деньги из блюдца чумазым пальцем с облупившимся красным лаком на широком и коротко обстриженном ногте. Сания с ненавистью посмотрела на нее, подумала, что косоглазая, а туда же, брезгует ей, русской.

Продавщица-узбечка плюхнула булку хлеба и, как только Сания забрала ее, захлопнула окошко ларька, поставила табличку «закрыто» и отвернулась.

Когда добрались до дома, стало совсем темно. У подъезда снова вывернули лампочку, и Сания на ощупь тыкала в кодовый разбитый замок. Кнопки опять заедало. Она разозлилась, слезы горячими обжигающими струйками потекли по щекам. Сания ожесточенно ткнула в двойку и сорвала ноготь. Замок противно пиликнул, и подъезд дыхнул душным теплом.

– Да пошли уже! – она не утерпела и дернула сына за воротник.

Поднялась на третий этаж, ткнула ключом в скважину, пробормотав про себя «даже не думай сломаться», пнула дверь. В квартире темно и тихо. Свекровка то ли спит, то ли притаилась за дверью, дожидаясь Сании, чтобы высказать за оставленную немытую посуду. Дверь в комнату, где она живет с Вовкой и сыном, закрыта. И из-под двери не видно света. Видимо, дома нет. Пропивает зарплату, сволочь.

Сания сжала зубы и, не снимая разбитых и покрытых белой солевой коркой сапог, подошла к двери комнаты. Прислушалась. А сын все говорил, говорил. Хоть бы заткнулся!

Она толкнула дверь и нащупала выключатель.

Вовка висел на крюке от люстры, вывалив синий язык. Почему-то в мокрых штанах. Она не испугалась и ничего не почувствовала, подошла к нему, встала в лужу. На столе, рядом с болтающимися ногами Вовки лежала нацарапанная записка: «Ни кого не винить. Я сам».

– Мама! – в комнату вошел сын и схватил Санию за руку. – Зачем он?

– Вон! – Сания завизжала. – Иди вон! Не смотри!

– Чего разоралась, падла? – жмурясь с темноты, зашла свекровка и увидела сына. – Ой, сыночка! – завыла без перехода. – Ой, родненький! Это все падла эта! Она тебя уморила! Привел ее, с нагулянным! А она тебя-а-а-а…

Сания не слышала свекровку. Словно пузырь на голове, видно, как свекровь разевает рот, кричит, вся красная и в слезах, а звука нет. Пошла на кухню, по пути за воротник выволокла сына из комнаты и втолкнула его в спальню свекрови, взяла большой разделочный нож и вернулась в комнату. Отодвинула свекровь так, как двигают стул, залезла в грязных сапогах на стол и стала пилить веревку. Про себя ругая Вовку, что опять давно не точил ножи. Но потом подумала, зачем их точить, мяса-то давно не ели, так, чтобы куском большим, всё кости покупали на бульон и дешевые сардельки, нож этот и не нужен вовсе.

Сознание раздвоилось. Сания наблюдала за собой со стороны, вот она стоит на столе в грязных сапогах и пилит веревку. Вот нож срывается и пилит уже по ее пальцу. Ей не больно, но рука дергается от ножа, и начинает капать кровь Вовке на воротник.

Странно, почему она ничего не чувствует?

Вовка кулем упал на пол. Весь воротник в каплях крови Сании. Теперь-то что надо делать? Она стояла на столе, у болтающегося рядом обрезка веревки с ножом в руке и смотрела на Вовку и свекровь, содрогавшуюся в плаче. Смотрела сверху и не хотела спускаться.