Георгий Северцев-Полилов - Сборник Северцев-Полилов - Княжий отрок

Случилось это так.

Когда возвращался Иоанн на Москву из похода, заехал он в Троицкую лавру помолиться у мощей преподобного Сергия, поблагодарить его за одержанную победу над татарами. Здесь в обители жил на покое святитель Иоасаф, предместник Макария, который так жестоко был свергнут князем Иваном Шуйским.

Почтил старца государь, навестил его в келье, беседу повел с ним.

Вспомнились Иоасафу все прежние обиды, он невольно почему-то перенес их на всех настоящих любимцев царя и намекнул об этом государю.

Затаенное самолюбие Иоанна, так долго им скрываемое, невольно вылилось наружу.

— Все для добра-де моего они делают, — так сказывают, от лиха меня укрывают! — с негодованием заметил царь. — Забывают, что молод я еще, что попировать лишний раз хочется, жену приласкать, обнять — нельзя на все у отца Сильвестра препоны имеются, запрет мне ставит, чуть что, владыке Макарию жалуется…

Как-никак, а сверженному митрополиту было приятно слышать выраженное неудовольствие царя; смиренная келья, простой монашеский обычай до сих пор не смирили еще гордого владыку, он обрадовался возможности дать совет царю.

— Потолковал бы ты, государь милостивый, с игуменом Вассианом, он разума большого человек, родителю твоему благие советы подавал. Древние годы его дали ему большую мудрость, — заметил Иоасаф, прощаясь с государем.

— За совет спасибо, отче, повижу игумена и с ним перетолкую.

Потолковать с Вассианом Иоанну на этот раз не при шлось, но он не позабыл о совете Иоасафа и решил при случае с ним повидаться.

Царю теперь было не до того: он спешил в Москву, где его ожидала торжественная встреча, любимая супруга и новорожденный царевич Дмитрий, наследник престола.

Так оно и случилось: возвратившегося в престольный город Иоанна одурманила горячая встреча народа, приветствовавшего его, как победителя татар, окончательно рушившего их власть. Счастливый рождением наследника, Иоанн забыл на время неудовольствие против близких ему людей: он весь был захвачен общим ликованием, предоставив Сильвестру и Адашеву по-прежнему ведать делами государственными.

Как и раньше, важные дела проходили через боярскую думу, ею рассматривались и разрешались, но не боярским умам дано было возбуждать их: все начало исходило как будто от царя или от самого народа, но было навеяно в том и другом случае истинно политически мудрыми людьми, Сильвестром и Адашевым.

Прикрываясь царским именем, им было возможно работать в интересах земщины, искусно избегая идти против намерения бояр. Одним из удачных ходов Сильвестра была замена доходов «кормлением», раздачею земельных угодий, это настолько улучшило положение служилых людей, что русская военная сила значительно увеличилась.

«Сытый народ и воюет охотно», — гласит старинная французская пословица; это вполне подтверждает та готовность, с которою земские шли на службу царскую не только во время походов, но и в мирное время поступали в царевы полки, дабы оградить Москву от вражеских набегов.

Мысль о народном самоуправлении, не оставлявшую Сильвестра еще когда он был на родине, в Новгороде, где процветало вече, он вложил в составленные им вместе с Адашевым «Уставные грамоты».

Бояре, успокоенные малозаметным положением Сильвестра, недостаточно внимательно отнеслись к новшествам, им вводимым.

С некоторых пор отцу Сильвестру удалось устроить своего сына на царскую службу подьячим. Занятия в школе пришлось значительно сократить, некому было заниматься с новыми учениками.

Возвращаясь домой со службы, Анфим зажигал свечу, если это было зимою, а летом и без нее, и старательно переписывал излюбленный труд родителя «Домострой».

Сильвестр значительно расширил свою «книжицу малую», а потому Анфиму приходилось переписывать «Домострой» по нескольку раз.

Стоял теплый июнь, солнце еще было высоко, когда вернувшийся с «верху» отец Сильвестр сидел с сыном за столом у окна, Анфим продолжал свою работу по переписке.

— Не разберу я что-то, батюшка, вот здесь, — указал Анфим отцу на несколько строк.

— Постой, я тебе сейчас помогу, — ответил последний и, взяв в руки лист бумаги, стал медленно читать:

«И еще вспомянути: гостей приезжих у себя корми, и на суседстве и с знаемыми любовно живи, о хлебе и соли и о доброй сделке и о всякой ссуде.

А поедешь куда в гости, поминки не дороги вози за любовь…»

Анфим внимательно следил за его чтением, стараясь запомнить, что ему говорил отец.