Сначала старые купцы смотрели на них недоверчиво: они видели в них нежелаемых соседей-грамотеев, но мало-помалу, замечая пользу от их грамотности, изменили свой взгляд и охотно сдружились с молодыми торговыми гостями.
Среди старых повытчиков «приказа» с появлением Сильвестровых учеников происходило то же самое.
Недоверчиво относились к ним дьяки и подьячие, и только благодаря тому, что боялись влияния царского любимца на царя, не делали молодым людям неприятности, но польза от них была очевидна, приходилось мириться с их присутствием и скрывать свое неудовольствие.
Среди причетников, пономарей кремлевских соборов тоже находились воспитанники Сильвестра, они благотворно влияли на закоснелое в своих понятиях духовенство того времени, хотя не пономарям и причетникам было под силу бороться с важными священниками кремлевских соборов.
Скромная деятельность матушки Пелагеи была хорошо известна по Москве: многие боярыни отпускали к ней учиться рукоделию не только своих сенных девушек, но к жене царского духовника являлись даже и их дочери-боярышни. Учиться рукоделию у жены царского духовника они не находили для себя зазорным.
Школа Сильвестра процветала так же, как когда-то в родном Новгороде.
«Болеет государь душою, что не удается так долго агарян неверных покорить, — писал Адашев из стана под Казанью своему другу Сильвестру в Москву. — Ветры и бури одолели нас совсем, ливни холодные, осенние затопили наш стан. А намедни буря опрокинула царский шатер ночью, государь должен был проспать всю ночь в церковном шатре. Но духом государь тверд, рвется поскорей басурман осилить и под свою царскую руку подвести. Когда бы не боярские ссоры, что в прошедший поход были, давно бы Казанское царство нашим наместничеством стало, да и теперь надеемся, что, по милости Творца, оно от нас не уйдет, жаль только ратного люда: немало положили его татары да от болезни потратилось…»
Из письма своего друга царский духовник понял, что осада не скоро окончится и царь долго еще не вернется в Москву.
Он написал Иоанну: «Государь Великий, милование, и; заступление, и правду покажи на нищих людях… Печалуйся об общем народе, печалуйтесь о странах и селах».
Не оставлял Сильвестра своими посланиями, хотя и довольно редкими, и князь Андрей Курбский: он тоже уважал царского духовника, понимая, какую пользу приносит он в нравственном отношении на не вполне еще сложившуюся, молодую натуру царя. Отсутствие Сильвестра при Иоанне во время осады было заметно: у царя снова проявились вспышки беспричинного гнева, доходившие порой до яростных припадков, после которых Иоанн не скоро приходил в себя.
За несколько дней до взятия города он рассердился беспричинно на Адашева, отсоветывавшего идти поздно вечером на приступ, и только сильное самообладание молодого любимца заставило Иоанна удержаться, чтобы не убить его.
За последними хлопотами по устройству подкопа и приготовлений к приступу Адашев не успел написать об этом Сильвестру и только по возвращении в Москву подробно рассказал ему об этом случае.
Задумался престарелый священник.
— Неладное совершается с царем, Алеша, — проговорил он.
— Да, отче, боюсь, как бы не вернулся он к прежним своим лихим обычаям, к жестокости: давно уж кровь безвинная не лилась на Москве, — ответил Адашев, сознавая всю важность новой перемены с Иоанном.
— Пока не бойся, друг, — сосредоточенно глядя на собеседника, продолжал священник, — смягчилось сердце царское, что послал ему Господь наследника, царевича Димитрия, — о нем теперь забота, о матушке царице, она, болезная, сколь по царю скучала и без него сына ему родила.
— И вправду ты говоришь, отче, умилился теперь царь. Он рад, что покорил казанцев, да и семейное счастье его порадовало. На время забудет о замыслах своих жестоких, а после?
Сильвестр уверенно посмотрел на Адашева.
— Пождем пока, авось Господь сподобит нам сохранить царя таким же, как он есть для Руси православной.
— Ой, когда б не завели бояре новых ссор и перекоров между собою, не вызвали бы царский гнев на себя!
— Не до того им теперь, довольны все! Кто в походе был с царем, пожалован тот им, и здешние довольны сверх меры, что удалось им управлять Москвою самовластно.
Так рассуждали между собою свидевшиеся после долгой разлуки Сильвестр и Адашев. Но не знали они, что в душе Иоанна уже заронены семена неудовольствия к ним обоим, а точно так же и к владыке Макарию.
Читать дальше