По его знаку слуги, поклонившись, поспешно вышли из зала.
— Вижу, вас заинтересовал мой скромный арсенал, — сказал хозяин, чуть усмехнувшись.
— Я в восторге, ваша милость, — искренне ответил Христоф.
Князь подошел к стене и снял массивную позолоченную булаву.
— Вот эта вещь принадлежала царю московитов, — гордо сказал он. — Мой отец добыл ее под Оршей.
— Однако, ваша милость не менее известны доблестью, чем славный предок вашей милости, — несколько заискивающе отметил курьер, чувствуя, что лишним это не будет. Наверное, каждый воин с удовольствием слушает про свои победы. — Я собственными глазами видел, как под той же Оршей московиты бросали пушки и со всего духу убегали от вас.
— Вон как, — хозяин снова пристально взглянул на него.
— В коронном войске под командованием вашей княжеской милости я имел честь служить сотником в полку вельможного пана Сангушко, — пояснил Христоф.
Князь одобрительно кивнул и повесил булаву на стену.
— Вот что, пане Христоф, — после короткой паузы продолжил он, — я прочитал письмо, что его написал мне Белоскорский. Он — мой давний друг. Я привык ему верить, а он дает хорошие рекомендации о вас. Но еще лучшее общее мнение выразил сотский Карбовник. Он рассказал, при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство. Словом, я имею достаточно причин, чтобы добиться для вас королевской аудиенции.
Курьер благодарно поклонился.
— А еще, пан сотник, — добавил князь, неожиданно обратившись так к гостю, — скажу, что смельчаки в наше время на вес золота. То ж не будет ли вам угодно, ожидая приезда короля, помочь нам в обороне Межирича?
— О, почту за честь, ваша милость! — пылко промолвил тот.
— Прекрасно, — сказал князь. — Тогда поручаю вам сотню замковых стрелков и приказываю отправляться на подмогу Карбовнику.
— Ваша милость, я не буду терять времени, — коротко ответил сотник.
— Подождите, — остановил его Острожский. — На память о нашей встрече примите от меня этот дар.
Он протянул ему один из тех мастерски сделанных мушкетов, что так очаровали стрелковое око гостя. После этого князь пожелал ему доброй дороги и вышел из зала.
Посланник также не замешкался и, с удовольствием стискивая новое оружие, подался за слугой, что его сопроводил.
Во дворе к нему спешно подошел коренастый человечек с красным, озабоченным лицом. Внимательно рассмотрев Христофа, он назвался замковым казначеем и протянул ему небольшую грамоту. Развернув ее, тот радостно засиял, хоть и всячески пытался сдержаться. Князь даровал ему десять дукатов, следовательно, тут было не до скромности.
— Пан желает получить все сейчас? — спросил казначей, неодобрительно созерцая такое сребролюбие.
— Нет, — подумав ответил курьер, — как вернусь.
Человек поклонился, но сразу же переспросил:
— Простите, а если… вас убьют?
— Тогда пошлите мне на тот мир, — сказал Христоф, — ибо я не собираюсь терять такое сокровище.
С этими словами он громко хохотнул и отправился в казарму стрелков, что находилась недалеко от ворот. Те, на чудо, уже были готовы и только ждали своего сотника, чтобы отправляться в дорогу. Отборное и молчаливое войско вскочило на коней и ровной вереницей подалось до Межирича.
Где-то в полночь из долины послышался лаяние собак. Оно становилось все громче, а уже через час в темноте замаячили очертания стен и сторожевые огни. Коней придержали и пустили медленным шагом. Казалось, именно от того Доминик почувствовал всю тяжесть своей усталости. Она камнем легла на его плечи и прижала к самой конской гриве.
Кто-то нещадно ткнул его кнутом под ребра.
— Взбодрись, Людвисар! — захохотал в темноте Иштван. — Еще немного — и отдохнешь.
— Что за город впереди? — спросил Гепнер, выравниваясь в седле.
— Унгвар, — ответил тот, — мы ненадолго остановимся в предместье, а потом двинемся дальше.
— Куда?
— Увидишь… Стерегите его, болваны! — кликнул он песиголовцам. — Потому как еще раз убежит, я с вас шкуру сдеру!
Те так прижали пленника со всех сторон, что он аж почувствовал вонь грязной потной шерсти.
Преодолев так еще с полумили, они остановились у одинокой корчмы, что по-воровски мигала двумя подслеповатыми оконцами. Рядом заблестела река, и часть всадников подались напоить лошадей. Остальные вместе с Иштваном, что держал за локоть связанного Доминика, зашли внутрь.
Сначала показалось, будто там не было никого, кроме четырех московских купцов, что, заливаясь водкой, упражнялись в злословии. Но из темного угла вдруг вышел человек в рясе.
Читать дальше