Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

— Еще этой ночью будем следить за чужими огнями в поле, — сказал сотский, отрицательно качнув головой, — отправимся на рассвете.

Когда стемнело, Бродник и сотский куда-то исчезли, а Лис, загасив огонь, заложил его кучей дерна. Тем временем Будний спутал лошадей и приготовился стоять на часах.

Христофу совсем не хотелось спать, и он готов был поклясться, что так и не сомкнул глаз, аж вдруг услышал голос Карбовника:

— Просыпайся, брат. Уже Воз на небе перевесился. Нам пора.

Мужчины мигом вскочили на коней и рванули еще темным полем на восток, где понемногу занималась зарево. Ближе к полудню вдали блеснула река Иква, а на ее берегу остро завысились бастеи Дубна.

Могучая башня стерегла въезд, а стражи вверху следили за каждый пешим или конным, купцом, селянином или шляхтичем. Впрочем, всадники беспрепятственно преодолели деревянный мост, миновали сторожу и широкой мощеной улицей выехали на просторную площадь. Тут возвышалась ратуша, которую ровным квадратом окружали два десятка богатых каменных домов.

Мещане приветливо снимали шапки, видя казаков, а те кивали в ответ, гордо улыбаясь себе в усы. Очевидно, они хорошо общались между собой.

За площадью, за глубоким рвом стоял замок. Собственно, это была мощная и одновременно живописная цитадель, которая врастала толстыми стенами в землю. Куртины остро сходились по углам и выступали вперед, напоминая острие копья. Во время осады оно врезалось в вражеское войско, и замковые стрелки могли надежно защищать любые подступы к стенам.

Все это сразу бросилось в глаза Христофу, вызвав восторг таким замыслом. Очевидно, князь хорошо знал оборонное искусство.

Мост был опущен, а ворота открыты, и только окованная железом герса (решетка) препятствовала въезжающим. Из-за нее выглядывало двое бородатых стражей, которые, узнав сотского, не молвили ни слова, и только один из них звонко свистнул, что было, видно, знаком поднимать решетку. Она глухо застонала и неторопливо поползла вверх.

Всадники, пригнув головы, проскользнули под ней и, проехав длинным пассажем, оказались во дворе. Тут было людно и шумно, а многочисленные экипажи и еще не расседланные лошади свидетельствовали, что в замке находится много приезжей шляхты.

Справа возвышался дворец, стены которого были красиво украшены каменной резьбой, длинными фризами и увенчаны аттиком, который, правда, больше напоминал боевой кренеляж (зубчатое завершение стены). Очевидно, такое его применение зодчие никак не исключали.

Христоф и казаки спешились, приказав двум работникам отвести лошадей к конюшне.

Через минуту из дворца вышел коренастый мужчина в плисовой шапке с перьями, красочном жупане, подпоясанном золотым поясом с саблей при боку. Завидев прибывших, он сразу направился к ним.

— Челом тебе, Богдан! — поздоровался сотский, когда тот приблизился.

— Челом-челом, Андрий! — радостно ответил тот, раскрывая свои широченные объятия. — Наш светлый князь передавал тебе спасибо. Говорил, что никакой награды не пожалеет за такое дело.

— То успеется, — махнул рукой Карбовник, — про Межирич позаботились?

— А как же! Сразу же ночью пошла туда Забрамная (брама — городские ворота) хоругвь (рота), — ответил Богдан.

— А где мои разбойники? — спросил сотник.

— Гостят в людской, — ответил тот, — но не беспокойся. Говорили, пока пан сотский не дозволит, пить станут лишь квас и воду.

— Добро, — Андрей удовлетворенно засмеялся. — Вели, Богдан, и нас накормить, и побыстрее, потому что еще сегодня хочу податься до Межирича.

— Коли пан позволит спросить, — ответил Христоф. — Тут ли пребывает его милость, князь Острожский?

— Тут, — кивнул шляхтич, — пан имеет дело к князю?

— Меня зовут Христоф, я курьер вельможного Якуба Шольца, бургомистра Львова, — представился тот. — Имею письмо лично его княжеской милости от кастеляна Высокого Замка, Сильвестра Белоскорского.

Богдан нахмурился и перевел взгляд на Карбовника.

— Можешь быть уверен, — кивнул тот, — ручаюсь за него.

— Я не настаиваю на аудиенции, — снова произнес курьер, — пусть пан сам передаст письмо его милости.

Христоф достал послание от Белоскорского и протянул его шляхтичу. Тот взял уже с подобревшим взглядом и даже извинился за свою невольную негостеприимность.

— Не сердись на него, — тихо сказал Андрей по дороге к дворцу, — он бережет князя, как зеницу ока, а тебя видит впервые. Не одного подосланного к его милости убийцу задушил своими руками этот Богдан Сусло.