Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

«Вон оно что, — подумал Гепнер, — старик теперь, вероятно, рассчитывает на меня. Ждет, что я обоих их поцелую. Что ж, охотно. Пусть только подойдут ближе, антихристы…»

Он затаил дыхание и принялся ждать. Через четверть часа все трое были прямо перед ним. Фитиль уже горел, и Доминик только ждал, пока искра коснется пороха. Наконец это произошло! Выстрел был похож на фейерверк, которым приветствуют императора где-то в Китае. Лекарь закашлялся и отчаянно пытался протереть глаза. Единственной мыслью при этом было как можно скорее перезарядить мушкет для нового выстрела. Впрочем, когда Гепнер смог наконец видеть сквозь густые слезы, что лились из глаз, стало понятно, что стрелять во второй раз уже не нужно. Один конвоир лежал на земле, широко раскинув ноги, словно подтверждая этим, что Доминик искусный стрелок. Другой отчаянно боролся с турком, но старик раз за разом угощал противника частыми ударами ножа, пока и с ним не было покончено.

— Хвала Аллаху, ты попал, Людвисар! — сказал тот, отряхиваясь. — Я молился, чтобы новое ремесло не испортило твой меткий глаз и твердую руку.

— Кто ты? — удивленно спросил Гепнер, следя, как тот наскоро поправляет грязную, окровавленную одежду.

Турок пристально посмотрел ему в глаза.

— Во-первых, твой спаситель, — сказал он как-то уж угрожающе, от чего у Доминика пробежали по спине мурашки, а во-вторых, — слуга великого Сулеймана, как и ты… Об этом, надеюсь, Людвисар помнит каждый миг своей жизни.

Последнее старик произнес несколько мягче, даже благоговейно.

— Разве можно забыть своего благодетеля и повелителя? — сдержанно ответил Гепнер.

Турок улыбнулся.

— Твой властелин, — сказал он, — зовет тебя к себе в Стамбул. Чтобы ты наконец прислуживал ему, как и было договорено.

— То великий Сулейман уже имеет все части чертежа? — спросил Доминик.

— Слуги султана вскоре ему их добудут, будь уверен… Но иди сюда.

Он потащил его за рукав к старой пушке.

— Я же не зря натащил сюда столько пороха? — турок внимательно ее осмотрел. — А ну, посмотри…

— Я уже смотрел, — сказал Гепнер, — вполне исправная.

— Может стрелять? — радостно переспросил старик.

— Да.

— Тогда не будем терять времени.

Он снова сделался суровым и зловещим.

— Послушай, Людвисар, — старец говорил так, будто до сих пор убеждал, — эти двое двинулись тебе вдогонку, — он ткнул в сторону павших конвоиров, — остальных я подговорил направиться наперерез, вокруг горы. Итак, меньше чем за час мы увидим их внизу, на дороге.

— Будем стрелять из гаковниц? — спросил Людвисар.

— Из пушки, — возразил турок, — и только раз.

— Не вижу от этого пользы, — сказал Доминик.

— Увидишь, если попадешь в мою подводу…

— Да, хлам из нее разлетится по сторонам и похоронит тех, кто рядом, — насмешливо сказал лекарь.

— Молчи, нечестивец! — прикрикнул старик. — Султан был к тебе так великодушен, что выделил достаточно средств, чтобы я смог начинить тот хлам порохом. Приступай к делу!

Людвисар покорился. Он тщательно вычистил пушку и установил под нужным углом для выстрела.

Турок развел костер и все время держал наготове головешку. Чтобы дыма не было видно, он тщательно подбирал только сухой хворост.

Гепнер засыпал порох и закатил в жерло ядро. Все было наготове, оставалось только правильно рассчитать траекторию и вовремя выстрелить.

Слуга султана был прав: через некоторое время на дороге появились всадники и две подводы. В одной из них еще недавно ехал пленный Доминик, а в другую тот же пленник готов был ударить в любой момент. Турок осторожно преподнес ему сосновую головешку.

— Стреляй, — прошипел старик.

— Не пора, — ответил тот.

Доминик упорно выжидал, и старик, очевидно, решил ему не мешать.

Неожиданно всадники и подводы остановились, заметив, видимо, огонь на вершине.

— Стреляй, — почти умолял турок.

— Хотя б два локтя влево, — сказал Гепнер, прикипая взглядом к своей цели, словно пытаясь глазами сдвинуть проклятую подводу в нужном направлении.

Старая лошадь, что была в нее впряжена, даже не подозревала, к чему приведет, потянувшись к траве на обочине. Клевер ела сладко, полынь горчила, а щавель был, как всегда, кислый… Впрочем, последнее в своей жизни блюдо она так и не проглотила. На вершине грохнул выстрел, разнеся, казалось, полмира вдребезги.

Турок затанцевал на радостях. Гепнер также сиял от счастья, словно ничто другое его так не радовало, как разбросанные вдоль дороги различные обломки и останки…