Лассе Хольм - Месть сыновей викинга

Теперь я понимал, что сходство с реальными событиями, как и отличия от них, имеют большое значение. Я отступил подальше от костра в ожидании скорого завершения истории.

– И действительно, Ивар Бескостный, отправляясь в Англию на встречу с королем Эллой, предпочел хитрую уловку безрассудной смелости. В качестве залога грядущего мира он попросил у короля саксов столько земли, сколько охватит растянутая бычья шкура, и Элла согласился, сказав: «Это скромная просьба, я лишь могу порадоваться, что такой великий противник просит о столь малом». Но Ивар Бескостный разрезал бычью шкуру на узкие полоски и окружил ими участок земли такого размера, что смог построить на нем целый город. И город этот теперь называется Йорвиком, а Ивар Бескостный до сей поры является в нем правителем. А это подарок от него.

Скальд выудил из-под своей накидки небольшой бочонок и принялся наполнять из него кружки. Золотистая медовуха, струящаяся из бочонка, оказалась как нельзя кстати. Воины поднимали кружки и прославляли мудрость Ивара Бескостного.

– Должен признать, – воскликнул один из викингов, который прежде ругал частоколы, возведенные Иваром, называя их дровами, – за такого ушлого ярла не стыдно повоевать!

– Если он столь же щедро делится завоеванными сокровищами, как медовухой, – поддержал товарища другой воин, – стоит помочь ему отомстить за отца!

Вскоре скальд пропал. Собравшиеся вокруг костра скандинавы напрочь забыли о его существовании, ибо говорили теперь исключительно о своем сообразительном предводителе и его правом деле и предвкушали легкую победу над саксами, которую ему непременно даруют боги. А скальд тем временем подсел к другому костру, вокруг которого царило такое же уныние, и вновь поведал свою историю, по завершении которой откупорил еще один бочонок с медовухой. Он повторил представление пять раз, пока не настала глубокая ночь и звук его голоса не потонул в храпе притомившихся воинов.

Я шел за ним по брусчатке Стенгэде. Незадолго до выхода к порту на Усане он проскользнул между зданиями и остановился на углу двухэтажного дома, верхняя часть которого нависала над уличной грязью. Он начал подниматься по крутой лестнице. Когда башмаки оказались на уровне моего лица, я спихнул его со ступенек. Вскрикнув от неожиданности, он упал мне на руки.

– Запросто мог бы шею себе свернуть, – заметил я.

– Все из-за тебя, тупой сосунок. Что тебе надо?

– Я молод, это правда, – с такими словами я приставил нож к его горлу, – но, кажется, я лучше помню события, развернувшиеся в Нортумбрии.

Он понял, что я солдат из войска Ивара Бескостного и что я недоволен свободной интерпретацией летних событий. Его лицо с носом-пробкой выразило сожаление; он вытянул полные губы.

– Ах, я всего лишь скальд, – принялся оправдываться он. – Я действительно опоздал и не имел возможности прочувствовать драматизм развернувшегося действа на своей шкуре. Но я всегда готов выслушать, что говорят другие. И с готовностью оплачиваю полученный опыт, так что в следующий раз мой рассказ будет более точным.

Он вытащил из кармана пару монет и поднес к моему лицу. Несомненно, такой аргумент прежде выручал его в подобных ситуациях. Он даже не подавал особых признаков волнения, пока я не ответил:

– Впредь придерживайся собственной версии, Браги Боддасон.

– Ты знаешь мое имя?

Несмотря на обстоятельства, он был польщен.

– Я думаю, все, кто за последний год рассказывал мне о Рагнаре Лодброке, сравнивают свой повествовательный талант с твоим. А таких наберется немало.

Скальд молчал, пытаясь понять, хорошо это или плохо.

– Верно, – медленно сказал он наконец, – многое из того, о чем я рассказывал вечером, выдумка. В задачу скальда, поступившего на службу к влиятельному мужу, часто входит видоизменение истины.

– Можно ли доверять хоть какой-либо истории о Рагнаре Лодброке из тех, что тебе ведомы?

– Полагаться на единственную версию событий, пожалуй, никогда не стоит. Многие приукрашивают повествование, чтобы поддержать интерес слушателей.

– Мой интерес зачастую подкреплялся очередным подвигом Рагнара, но мне сложно составить о нем целостное представление.

На самом деле у меня создавалось не лестное впечатление о великом скандинавском герое, но мне хотелось подробно изложить суть своего вопроса.

– Мой друг Хастейн воспринимает Рагнара Лодброка как наглого недоумка и дамского угодника. Одна знакомая воительница называет его раздувшимся свиным пузырем. По версии Сигурда Змееглазого, его отец – хранитель правосудия. Когда о нем говорит Ивар Бескостный, отец предстает возвышенным поэтом. Бьёрн Железнобокий с трудом скрывает свое презрение к нему. А Уббе Сын Любовницы описывает его благородным защитником дам. Хальфдан Витсерк и вовсе избегает о нем говорить.