Борис Акунин - Трезориум

Потом я сделаю небольшую паузу, чтобы справиться с волнением, которое захлестывает меня прямо сейчас, и в самом конце скажу самое-самое главное:

Новый план возник позавчера. Простой, но вроде бы неплохой. Без подземелий и крыс.

В госпитальной столовой Таня случайно подслушала разговор. Санитарка за соседним столом рассказывала, что носит своему мужу-железнодорожнику, призванному в фольксштурм, еду — прямо на передовую. «Руди язвенник, ему надо протертое, иначе он загнется, безо всяких русских. Я ему морковочки-капустки вареной протру, разбавлю нежирным бульончиком, получается кашка. В термосе не остывает. Мой кушает да нахваливает, — хвасталась подругам немолодая тетка. — Пропал бы, говорит, без тебя. Теперь недалеко носить стало, фронт приблизился, очень удобно. Раньше-то надо было аж в Кляйне-Гандау переться, за аэродром, а теперь дойдешь до станции Пёпельвиц — и уже передовая. Часа за полтора оборачиваюсь».

В тот же день Таня познакомилась с этой Лоттой Шланге. Навести ее на нужную тему было легко. После этого очень естественно прозвучал вопрос: как это — на передовую без пропуска?

Санитарка ответила:

— Все люди. Когда останавливают, говорю: так, мол, и так, несу мужу диетическое питание. Он у меня язвенник. Рудольф Шланге, вторая рота 74-го батальона фольксштурма. Почти всегда пропускают, иногда даже проводят. Пару раз попала на сволочей, развернули обратно. Так я обойду стороночкой — и другим путем. Не оставлять ведь мужа голодным. У него начнет вырабатываться желудочный сок, а это яд. У меня два термоса. Один ему оставляю, чтоб без меня каждые четыре часа кушал, другой забираю домой.

В следующий раз Таня собиралась расспросить про маршрут подробнее. Сразу не стала, чтобы не вызвать подозрений. Но вчера половину санитарок, в том числе Лотту, отправили на принудительные работы — строить новую взлетную полосу в черте города, потому что аэродром Гандау теперь у русских.

Ничего, решила Таня. Соображу сама.

Налила в термос горохового супа — сойдет за «протертую кашку». Взяла плед, пачку галет. Уходя навсегда из квартиры, где прожила два с половиной года, не оглянулась. Не имела такой привычки.

Судя по рассказам Лотты, батальон ее мужа держал оборону где-то на Франкфуртерштрассе, за железной дорогой. По прямой это было всего полчаса пешком, но уже с Кёнингс-плац начиналась «прифронтовая зона». Пришлось идти закоулками, и до насыпи Таня добиралась больше часа. Через пути незаметно прошмыгнуть было нельзя. Там дозорные стояли в пределах видимости один от другого, а ночь как назло выдалась светлая. Но в этом тоже был свой плюс. Держась домов, Таня шла вдоль цепочки часовых, пока не увидела человека в шляпе. Значит, гражданский, фольксштурмовец. К нему и направилась.

— Добрый вечер. Скажите, пожалуйста, как пройти в 74-й батальон? Мне вторая рота нужна.

Пожилой дядечка с допотопной винтовкой через плечо уставился на ночное видение.

— Дочка, тебя как сюда занесло? Иди отсюда, иди. Здесь фронт. — Улыбнулся. — Ты к парню, что ли?

— Нет у меня парня, — кротко молвила Таня. — Разве не видите — я диакониса. Мне к папе нужно. Рудольф Шланге из второй роты. У него язва, вот покушать несу. Обычно мама ходит, но ее забрали на строительство взлетной полосы. Слышали, наверно?

— Эх, — вздохнул дядя. — За мной бы так домашние ухаживали.

И проблема решилась.

— Значит, так. Идешь по Гренцштрассе до парка, а там спросишь у кого-нибудь. Только гляди, на «цепных псов» не попади. Это фельджандармы, у них такая металлическая горжетка на цепочке. Но жандармы еще ладно. Главное — вон к тем домам не заверни. За Баренштрассе уже русские. Я бы тебя ей-богу проводил, но нельзя — на посту я.

Она поблагодарила ангельским голосом — искренне.

Стало быть, вон к тем домам, за которыми Баренштрассе, ей и нужно.

Подобраться вплотную к передовой, а дальше как учил морской лейтенант: забиться в щель, прикинуться камнем. Каждый день защитники крепости оставляют одну-две линии домов. Прогрохочет бой над головой — можно вылезать. Наверное, придется сидеть в каком-нибудь закутке день, два, а может, и три. Поэтому при себе плед, галеты и гороховый суп. После голодовки в Гетто вполне роскошно.

Осторожненько — где перебежкой, где пригнувшись — Таня вышла к наполовину разрушенной улочке. Эту часть города она неплохо знала. Тут неподалеку находилось кладбище, где хоронили пациентов дома престарелых. Однако улочку Таня определила только по табличке «Кришкештрассе». Отлично. По ней пройти, и будет пересечение с Баренштрассе. Но дальше, наверное, идти нельзя — упрешься в передовую.