Олег Яковлев - На златом престоле

— Смешной экий! — проверещала жена сотского.

— Матери своей скажи, зашила чтоб. И на поварне у баков не отирайтесь более! Коли голодны, просите старших, — строго заметила Ольга.

Она погрозила детям и снова не выдержала, рассмеялась, глядя на их смущённые виноватые лица.

— Умора с вами! Ну, пойдём! — окликнула княгиня своих спутниц.

Ещё раз легонько ткнув Петруню в живот, она быстро пошла к двери во двор. Боярыни, шурша тяжёлыми ромейскими одеждами, последовали за ней, при этом жена сотского по дороге дёрнула Петруню за рваный конец рубахи.

Спустя несколько мгновений молодые женщины, оживлённо переговариваясь по пути, оказались около стоящего посреди двора большого возка, запряжённого тройкой резвых скакунов. О насмешивших их детях они, видно, тотчас забыли.

Настя и Петруня видели через косящатое окно, как они сели в возок и галопом вынеслись со двора. Только снег клубился вослед лихим коням.

— Кататься поехали, забавы ради. Что им? — пробормотал Петруня.

— Вишь, разодета-то эко, — промолвила Настя. — Шуба соболья, колты златые, сапоги сафьяновые с узорочьем. И что в ней такого? Баба, как баба. Не видная вовсе. Толстая, курносая.

— Княгиня, дак.

— Подумаешь, княгиня! — Дочь Чагра скривила губку. — Тебя-то она как, больно? Истыкала всего.

— Да нет. Она ить в шутку.

— А жуковину с бирюзой у ней видал? На персте надета. Со змейкой серебристой. Мне б такую, — Настя вздохнула.

— И у тебя будет. Подрастёшь, отца упросишь. Он тебе подарит.

— Да что отец?! Мне б самой княгинею стать.

— Эко хватила! — Петруня изумлённо уставился на маленькую белую куманку, всё вздыхавшую и уныло смотревшую вслед умчавшемуся в снежную даль возку.

С некоторых пор боярин Константин Серославич стал частым гостем в княжеском дворце. То постучится в бабинец, осведомится о здоровье у княгини Ольги, расспросит о детях, заведёт пристойную случаю беседу. Упомянет о вотчинах своих на Збруче, о том, как мыслит возвести он в усадьбе своей новую церковь и хочет нанять знатных мастеров в дальнем Залесье, увлекательно расскажет о последних походах и битве с половцами. То в детской поиграет с семилетним Владимиром, позовёт его глянуть на ловы, кои учиняет ныне боярин под Тисменицей, на перевесище. Привык постепенно Владимир к Коснятину, ждал с нетерпением каждой новой встречи с ним. Не лежала душа княжича к учению, капризничал он, весьма неохотно слушая наставления учителей. Ни Закон Божий, ни письмо, ни счёт не увлекали избалованного сына Ольги, розог же мать, горячо привязанная к единственному сыну, не допускала. Наоборот, холопку могла ударить, если только пожалуется на неё Владимир. Потому никто из дворовых мальчику ни в чём не перечил и все желания его, в том числе и вздорные, старался исполнить. Ну, а более других преуспел в том боярин Коснятин. Подсаживал княжича на даренного им коня, породистого вороного аргамака, вывозил за город, на ловы, показывал своих борзых псов, ловчих соколов, скакунов мохноногих половецких, быстрых, как ветер.

Статен, молод и знаменит уже был в Галиче Коснятин. Не одна из дочерей ближних княгининых боярынь засматривалась на белозубого крепкого красавца. Такого бы заполучить в мужья, да вот беда: давно женат Серославич на сестре боярина Зеремея.

В браке Коснятин счастлив не был. Жена, Гликерия Глебовна, оказалась излишне набожной и суеверной. Ходила, скромно тупясь, одевалась в одни простые чёрные одежды, да и собой была непригожа, костлява, как высохшая чахлая осина. На людях, во дворце княжом появлялась она крайне редко, из терема своего почти не выходила, окружала себя лишь монахинями, с коими часами нараспев читала псалмы да вышивала воздухи [254] Воздухи (в церкви) — покровы на сосуды со Святыми Дарами. . В покоях Гликерии всегда стоял запах ладана, курился фимиам, мерцали лампады. Чад у Коснятина, кроме одной-единственной дочери — тронутой умом Пелагеи, от неё не было. Жил он покуда с женой под одной крышей, не желая ссориться с её богатым влиятельным в боярской среде братом, даже прикрыл Зеремея во время недавнего Млавиного заговора, умолчал, что частенько бывал шурин у Млавы в гостях и заводил крамольные речи.

Большие были у Коснятина намерения. Высоко улетал он в своих мечтах. Мыслил так: бояре — главная сила Галицкой земли. Они должны землёй сей володеть, князь же — послушный исполнитель их воли, их желаний, и не более. За примерами такого порядка ходить далеко не надо. Взять хотя бы Новгород или Полоцк. В Новом городе князь — всего лишь пришлый воевода, власть коего жёстко определена рамками законов. Все дела в городе и в обширных новгородских пятинах вершат бояре, опоясанные золотыми поясами, которые надевают они, когда собираются на совет на Ярославово дворище. Бояре — сила. И знал, чуял в себе Коснятин эту силу, хотел стать меж боярами Руси Червонной первым. А князем чтоб править можно было, как конём послушным, как куклой на верёвочке.