Олег Яковлев - На златом престоле

Ярославом, знал, управлять не удастся. Умён, догадлив, скрытен. Заменить бы его кем иным. Но кем? Ответ сам собой напрашивался. Владимир — законный наследник галицкого золотого стола. Вот и потакал потому Коснятин во всём мальцу. Повелось вскоре так, что ни одно дело, ни одна забава юного княжича не обходилась без Серославича. Стал он ему даже заместо дядьки, отодвинув в сторону старого беззлобного вуя — суздальчанина.

Ярослав, мало времени проводивший с женой и сыном, ничего этого сперва не замечал. Но нашлись люди, которые донесли князю о близости Коснятина с Владимиром. Нашептал один челядин, приставленный накрывать в детской на стол.

Сказать, что безразличен остался Осмомысл к его словам, было нельзя, но и сильной обеспокоенности он не обнаружил. Для начала приказал Семьюнке послать людей следить за Коснятином. После во время одной из редких проводимых вместе ночей заговорил о Коснятине с Ольгой.

— Не слишком ли близко подпускаешь ты Серославича к сыну? — осторожно спросил он, когда после очередного совокупления лежали они в опочивальне под беличьими одеялами.

— Коли родной отец вниманьем не жалует, как быть? — уколола его тотчас Ольга. — Вот и тянется робёнок к тому, кто с ним добр и ласков.

— И потакает забавам, и слова строгого не скажет, не приструнит, не отругает за шалости, — добавил Ярослав. — Остереглась бы ты. Пригляделась бы пристальней к боярину. Непрост он.

— Чё на его глядеть! У мя муж покуда имеется! — Ольга расхохоталась.

— Тьфу, дура! — Ярослав зло сплюнул. — Всё к одному сводишь! Говорю, чтоб посматривала, не попортил бы лестью своей Коснятин тебе сына. Вот так вскарабкается на плечах Владимира поближе к власти и все дела на Галичине вершить за него станет. Думаешь, для чего он ко княжичу столь привязался?

Но Ольга не хотела этой ночью вести столь серьёзные разговоры. Ответила со смешком:

— Верно, влюбился твой боярин в меня. А чего? Жёнка статная, телом не обделена. И то сказать: поживи с такой Гликерией, дак заскучаешь вборзе.

Ярослав, к удивлению и возмущению княгини, не разозлился, а неожиданно поддержал её шутливый тон.

— Влюбился? В тебя?! Да ты на себя в зеркало когда в последний раз смотрела? — съязвил он. — Скоро в дверь влезать не сможешь.

Княгиня обиделась, отвернулась, промолвила зло:

— Как смеешь оскорблять меня!

Ушли в сторону, отодвинулись мысли о Коснятине. С трудом Ярослав помирился с рассерженной женой.

— Довольно тебе дуться. Прости. Не хватало ещё нам с гобой тут свары устраивать. Ник чему это. Должны мы друг за дружку держаться, — убеждал он, гладя Ольгу по чёрным распущенным волосам.

Мало-помалу лад в опочивальне был восстановлен. Ольга заснула, уткнувшись лицом в пуховую подушку. Мерно вздымались в такт ровному дыханию её покатые плечи. Ярослав смотрел на неё со слабой усмешкой. Не было любви, не было привязанности, была одна необходимость. И была тревога за будущее земли.

Князь поднялся, вышел в тёмный переход, выглянул в слюдяное оконце. Ярко светил ущербный идущий на убыль серебристый месяц. Заканчивался год 6666 от сотворения мира. Великой беды он не принёс, хотя и выдался беспокойным. Один набег Берладника чего стоил! А сеча под Белгородом! А заговор боярский в Галиче!

Хотелось, чтобы год грядущий оказался не столь бурным. И предпосылки к тому вроде бы имелись.

Ярослав воротился в опочивальню, задул на столе свечу, нырнул под беличье одеяло рядом с постылой нелюбимой женой, провалился в долгий глубокий сон. Приснился ему зелёный луг с жёлтыми цветками одуванчиков и низкорослые половецкие кони, жующие траву. Сон предвещал будущее столкновение с кочевниками. Так оно вскоре и случилось.

Хоть и ждали по весне набегов со стороны Половецкого поля, но налетели орды Башкорда внезапно. Вырвались из зелёной плодородной Кодымской степи к Днестру тысячи бешеных всадников на свежих напитавшихся сочной травой низкорослых конях, вихрем пронеслись по Днестровскому левобережью. Горели сёла, огненные столбы пожаров далеко видны были с Подольских холмов. Пограбили и пожгли половцы окрестности Микулина, разметали галицкие пограничные отряды, под Ушицей повергли вспять рать воеводы Гаврила Бурчеевича. Сам храбрый воевода пал в сече, изрубленный саблями, исколотый копьями. Смертельно раненного, принесли его дружинники в Ушицу. Там он и опочил, страдая от боли и горечи неудачи.

Городки Червонной Руси, хорошо укреплённые, Башкордовы орды в осаду покуда не брали, долго нигде не задерживались. Быстрота, внезапность, огонь пожарищ, связанные арканами пленники, и снова скачка неистовая — вот была их стихия.