Бенито Гальдос - Кадис

– А как же? – ответила Инес с улыбкой. – Конечно, я заслуживаю твою любовь и даже в тысячу раз более сильное чувство, ведь я ее добилась и заплатила за нее недешево. Но вы не видите, сеньор дон Габриэль, – прибавила она, повышая голос, – эту огромную трещину на потолке?

– Инес, если ты говоришь правду, повтори свои слова еще раз, и повтори громко. Я хочу, чтобы тебя услышали донья Мария, дон Диего и все эти чучела.

– Молчи. За то, что ты так долго не приходил, ты заслужил… ну, скажи сам, чего ты заслужил?

– Я уже достаточно наказан муками ревности, безумной ревности, истерзавшей мое несчастное сердце.

– Ревности? К кому?

– Ты еще спрашиваешь? К лорду Грею.

– Ты с ума сошел, – проговорила она поспешно; слова срывались с ее уст быстрые и невнятные. – Сказать такое!.. Возможно… что этот человек причинит мне большое горе.

– Ты любишь его?

– Ради бога, говори тише, притворись равнодушным.

– Я не умею притворяться. Я не получил, как ты, воспитания в школе лжи. Я умею говорить только правду.

– Ты сказал, я люблю лорда Грея? Мне и в голову это не приходило.

– О! Что делать, чтобы поверить в это? Под руководством доньи Марии ты научилась так мастерски притворяться, что твои мысли скрылись от меня под непроницаемым покровом, а когда-то я умел не только читать их, но даже угадывать. Исчезло светлое сияние, окружавшее тебя прекрасным ореолом чистоты. Твои слова уже не звучат с прежней божественной ясностью, в которой никто из смертных не смел усомниться. И меньше всех я. Теперь, Инес, ты можешь убеждать меня и клясться, а я… что поделать? Я не поверю тебе. Будь тысячу раз проклята донья Мария, научившая тебя притворству!

– Если ты не владеешь собой, наш разговор не может продолжаться, – прошептала она взволнованно, затем громко добавила: – Сеньор дон Габриэль, эти эстампы с Дафной и Аполлоном, с Юпитером и Европой так легкомысленны, что мы решили заменить их изображениями святых, которые уже заказаны в Севилье. Но что ты сказал о лорде Грее? – продолжала она тихо. – Что я люблю его? О, этот человек принесет мне много горя! Он ни перед чем не остановится. Это было чистое безумие. Я скомпрометирована. Габриэль, прошу тебя, позабудь все, что тебе рассказал лорд Грей. Забудь и никому, даже своему исповеднику, не признавайся. Согласись, что он обаятелен, и нет ничего удивительного, если его фантазии волнуют и будоражат душу… Но не говори об этом. Пожалуйста, молчи.

– Ты вправду его не любишь?

– Нет.

– Он любит здесь, в этом доме, другую?

– Не знаю… молчи… нет, никого из этого дома, – ответила она в смятении. – Ты мне больше не веришь?

– Нет, почти что нет.

– Разве я когда-нибудь лгала тебе?

– Никак не разберусь, что представляет собой этот дом и его обитатели. Мне кажется, что здесь, в этой обители лжи и притворства, все обман. Лгут те, что живут здесь, лгут те, что приходят сюда, и даже я вынужден был прибегнуть ко лжи, чтобы появиться здесь. Воздух этого дома насыщен фальшью и обманом. Сердца, порабощенные деспотической властью, должны пожертвовать своей искренностью за право на жизнь. Здесь с высоты своего кресла правит злой гений семьи – донья Мария. Мне душно здесь, я жажду бежать отсюда. Меня окружает тысяча неразгаданных тайн, а над всеми моими чувствами незримо властвует одно, самое тяжкое и мучительное из всех – недоверие. У меня сжимается сердце при горькой мысли, что я больше не верю, не могу верить ни словам, ни клятвам моей Инесильи.

– Успокойся! Донья Мария не сводит с нас глаз. Дон Диего тоже. Я умираю от горя… Но ради бога, сеньор дон Габриэль, – прибавила она, повышая голос, – человек, который собирается после войны принять священный сан, не должен с таким пылом говорить о битвах. Расскажите же, что было потом.

Донья Мария со своего трона подозвала меня торжественно-церемонным тоном:

– Сеньор дон Габриэль, мы все жаждем послушать те чудеса, о которых вы повествуете с таким жаром и волнением.

– Сеньор рассказывал мне, – произнесла Инес так непринужденно, что я был поражен, – как при осаде Сарагосы, когда он находился в одном из домов предместья, французы устроили подкоп, заложили несколько бочонков пороху – ведь верно? – и подожгли.

– А что же случилось затем, сеньор дон Габриэль?

– А затем мы взлетели на воздух, – сказал я. – Сожалею, что вас там не было… разумеется, чтобы вы могли полюбоваться подобным зрелищем…

– Благодарю вас.

Черные вороны полностью завладели мной, требуя подробно описать, как все произошло. Инес тем временем, повинуясь знаку доньи Марии, приблизилась к ее креслу, а я незаметно (ученье пошло мне, как видно, впрок) стал их подслушивать.