Александр Прозоров - Месть княгини Софьи [litres]

Теперь стало ясно, отчего Юрий Дмитриевич выбрал для стоянки столь неудобное место – в лесу, между деревьев, где ни палатки не поставить, ни самим спокойно не улечься.

Место неудобное, но зато защищенное. С ходу не ворвешься.

– Влево! – сообразил кто-то из воинов. – Обойдем по тракту!

Сотни повернули, дали шпоры скакунам.

Но едва воины выехали на вытоптанную до галечной засыпки дорогу – навстречу москвичам грохнул пушечный залп, заставив всадников торопливо отпрянуть.

Оказывается, узкий проход к лагерю надежно запирали двенадцать тяжелых тюфяков, каждый из которых выстреливал по полпуда каменной картечи. И с расстояния в сотню шагов любой из таких камней мог переломать ребра, а то и руку оторвать. Двенадцать тюфяков [22] Тюфяк – в старину один из видов пушки. – двенадцать выстрелов, двенадцать рядов искалеченных людей, решившихся на атаку.

Московские ратники были готовы рискнуть собою ради добычи. Но только рискнуть, а никак не жертвовать жизнью без возможности уцелеть!

– Давайте по льду обойдем! – предложил боярин Свиридов.

– Слабый он уже, – отозвался крутящийся рядом князь Сакульский. – Рыхлый, весенний. Провалимся.

– Если вдоль берега, то неглубоко…

– Под осинником берег крутой, можем на омут наткнуться.

Однако бояре, не дожидаясь решения воевод, уже поскакали к реке.

Рискнуть на льду – это не под картечью стоять. Невелика опасность.

И тут вдалеке затрубили горны, играя отступление.

Воины, столпившиеся возле оврага, повернули головы, пытаясь понять, что происходит.

Бояре, рубившиеся возле московского лагеря, тоже ослабили напор. Ведь сигналы горнистов были одинаковы для всех – хоть ты галичанин, хоть рязанец, хоть москвич. Поди разбери, кому именно приказывают отходить?

– Все, хватит крови! – громко прозвучал над полками мужской голос. – Оглянитесь, битва закончена! Великий князь Василий бежал! Опустите сабли, бояре, вам больше не за кого отдавать свои животы! С вами говорю я, князь Юрий Дмитриевич, сын князя Дмитрия Донского, наследник престола московского по закону и завещанию! Мой юный племянник не справился с ношей, назначенной для умудренного мужа, и потому я забираю сей груз обратно на свои плечи! Опустите мечи, бояре! Вы следовали присяге, и я не держу на вас зла. Вы честно и храбро сражались за своего князя. Но битва окончена! Отныне я ваш Великий князь, а все вы – мои витязи! С настоящего часа все вы братья, а не враги!

К застрявшим возле оврага полкам помчался Олай Басманов, но его речь оказалась куда лаконичнее:

– Василий Васильевич сбежал, бояре! – объявил он. – Сражение окончено! Великий князь Юрий Дмитриевич не держит на вас зла за исполнение присяги. Те, кто исполнил в походах службу государю, могут возвращаться к своим семьям. Остальным надлежит примкнуть к нашей дружине и следовать на Москву.

Над полками повисла задумчивая тишина, в которой отчетливо прозвучало горестное сетование боярина Свиридова:

– Сразу надо было по реке нападать. Теперь – не судьба…

Князь Василий Ярославович пришел в себя, когда его холопы уже нашли господина и укладывали на попону, чтобы отнести в лагерь.

Первый воевода ощущал себя так, словно бы ему на спину высыпали груду пылающих углей, хорошенько раздули, а сверху поставили котел с кипятком. В первый миг князь Серпуховской даже испугался, что тяжелый удар переломил ему хребет, – приподнял руку, пошевелил перед глазами пальцами. Затем попытался согнуть ногу в колене – и почувствовал, как она подчиняется.

– Значит, я не калека! – одними губами пробормотал он, перелом сразу нескольких ребер показался воину удачным исходом.

Под ногами слуг похрустывал наст, мерно покачивалась попона, и показавшаяся поначалу совершенно нестерпимой боль потихоньку становилась не столь уж страшной. Первый воевода даже повернул голову, пытаясь осмотреться и прислушаться.

Впрочем, любоваться оказалось особенно нечем. Несколько кровавых пятен на перемешанном с торфом насте, одинокая конская туша, невесть как оказавшаяся вдалеке от места битвы, и многие десятки бояр, угрюмо бредущие к лагерю. Большой радости никто не проявлял, на победителей московские витязи не походили. Однако, раз они находились здесь, не спасались и не прятались, раз поле брани осталось за ними – значит, и разгрома не случилось.

Тогда что?

– Собирайте раненых, поминайте павших, – услышал Василий Ярославович знакомый голос. – Присягу принесете завтра утром. День сегодняшний оставим мертвым.