Александр Прозоров - Месть княгини Софьи [litres]

Так что теперь князь Серпуховской был твердо уверен – застать его врасплох более никому не удастся!

Сторожевая служба исполнила свой долг со всей тщательностью. Двадцатого марта дозоры принесли весть о стычке с галичскими разъездами, на другой день – о появлении на тракте вражеского головного полка.

Вечером двадцать первого марта дружина Юрия Дмитриевича появились в виду московского лагеря, после чего немного отступила и встала на ночлег в лесочке за наволоком. Место странное и неудобное – однако, вестимо, лучший воевода ойкумены не захотел занимать надобного для утренней битвы заснеженного поля.

Тем же вечером первый московский воевода созвал старших князей в юрту государя и, стоя за спиной и чуть справа от восседающего в складном кресле Василия Васильевича, объявил:

– Вы меня знаете, бояре, и ведаете, что я не единожды бывал в походах как под рукой князя Юрия Дмитриевича, так и супротив него сражаясь. Заметил я при том, что галичский князь зело любит на огненное зелье в битвах полагаться. Прячет тюфяки и пищали свои в некоем укрытии, опосля врагов своих притворным отступлением на поле пред ними выманивает, залпом пушечным урон наносит и уж потом, развернувшись, поредевших и растерянных добивает…

– Подумаешь, велика хитрость! – неожиданно перебил первого воеводу князь Сакульский. Вестимо, зрелого витязя возрастом сильно за сорок, с уже поседевшей окладистой бородой, обижала необходимость подчиняться двадцатилетнему юнцу, пусть даже и потомку Ивана Калиты. – Татары завсегда так поступают. Поперва пятятся, в ловушку заманивая, а потом из засады внезапно свежими силами бьют.

– Это верно, верно! – поддержали московского воеводу сразу несколько голосов. – Нам еще деды заказывали: за татарином попусту не гонись, обязательно пику в бок получишь! У татар в первую голову кочевья ищи да разоряй. После сего они сами завсегда на поклон приходят.

Князь Серпуховской спорщикам отвечать не стал – лишь пригладил обеими руками подбородок и положил ладонь на спинку великокняжеского кресла. А когда голоса притихли, продолжил:

– На наволоке перед нами слева осинник растет, справа течет река с весенними промоинами. Посему пушки токмо в одном месте спрятать возможно, в лесу. Полагаю, под их стволы Юрий Дмитриевич нас заманить и попытается. Мы же его хитрость супротив него самого обратим. Главные силы поставим на правом крыле. Когда галичане попятятся, пропущенные ими полки окружать ворога не должны, дабы нас всех там не расстреляли. Прорвавшимся силам надлежит вдоль самого берега, по правому краю поля наступать до вражеского обоза и лагерь их занять! Остальным полкам стоять на месте твердо, на уловки не поддаваясь! Оставшись в чистом поле без припасов, зажатый по обе стороны тракта нашими полками, никуда Юрий Дмитриевич от нас не денется, к вечеру сам оружие сложит.

При упоминании об обозе князья и бояре сразу повеселели:

– Любо, любо! Накажем галичан за разбой! Вернем свое добро сторицей!

– Дозорные сказывают, вражеской дружины не более трех тысяч набирается, нас же супротив них вдвое, – закончил первый воевода. – Хватит сил и здесь Юрия Дмитриевича сдержать, и путь к отступлению перекрыть. Во славу государя нашего, Василия Васильевича!

– Долгих лет государю нашему! Любо государю! – вразнобой ответили воины.

– Теперь ступайте! Готовьтесь к сече! – распорядился князь Серпуховской, и князья стали расходиться.

На рассвете, как и предвидел первый воевода, галичане выдвинулись первыми, развернулись на удалении всего двух полетов стрелы от крайних московских юрт, тем самым оставляя за спиной почти две трети наволока.

Василий Ярославович не стал мешать противнику выстраивать его наивную ловушку. Он позволил своим полкам собраться без спешки – и построиться стремя к стремени в линию длиною почти в половину версты и на семь рядов в глубину.

Цепочка галичан выглядела куда как жиже – всего две линии, и князь Серпуховской понял, что опрокинет их без малейшего труда. По его жилам побежал пьянящий азарт, кожа словно бы ощетинилась мурашками. От предвкушения схватки мышцы налились мощью, и, не в силах более сдерживаться, первый воевода вскинул над головою рогатину!

– За мно-о‑ой!!! Бей галичан, бояре! Москва, Москва, Москва!!! – с этими словами Василий Ярославович дал шпоры коню, разгоняясь для сшибки, и опустил рогатину, выцеливая ее острием первого врага.