Пьер Леметр - Горизонт в огне [litres]

Андре зашел в кабинет судьи, который не соизволил даже встать при его появлении. Андре резко обернулся, дверь была закрыта.

– Присаживайтесь, – сказал судья, не поздоровавшись.

Здесь Андре Делькур никто. Он ужасно боялся. Он посмотрел направо, окна приоткрыты. Ему захотелось выброситься в окно.

Наконец следственный судья надел очки.

– Не буду темнить, господин Делькур. Вы подозреваетесь в убийстве Матильды Аршамбо, совершенном…

– Это невоз…

Судья стукнул кулаком по столу:

– Замолчите! Сейчас говорю я. Отвечать будете, когда я задам вопрос! Ясно? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – …В убийстве Матильды Аршамбо, совершенном между девятнадцатью часами двадцать третьего сентября и шестью часами двадцать четвертого сентября.

– Двадцать третье сентября – это что за день?

– Прошлая суббота.

– А, я ужинал у госпожи де Фонтанж, там было двадцать человек! Значит, это не мог быть я! У меня есть свидетели!

– Ужин длился до шести утра?

– Ну…

– Это ваш почерк?

Судья протянул ему письмо.

Любовь моя!

Его почерк.

Вскоре, ты об этом знаешь, мы сможем наслаждаться нашей страстью. Я знаю о мучениях, которые тебе пришлось перенести.

Почерк его, но это не он. Никогда он такого не писал.

Сегодня наше последнее испытание. Я вновь тебя заклинаю уступить моей просьбе. Не навязывать нашей страсти – такой чистой, такой упоительной – того, что ее погубит.

Его бумага.

Ты знаешь, это всего лишь вопрос месяца, а может, и пары недель, а потом мы сможем прокричать миру, что ничто и никогда нас не разлучит.

Никогда он не написал бы такого, до чего вульгарно, до чего нелепо, нет, никогда. Это не мог быть он.

Не заставляй же меня, моя милая и нежная, снова настаивать… Ты знаешь о моем решении так же, как и о моей любви.

Андре с трудом сосредоточился на чтении, руки снова дрожали.

Храни, как и я, веру в любовь, которая стоит превыше всего – судьбы, рока, несчастья… Любовь – священное благо всех рабов Божьих.

– Это не мое письмо.

– Бумага ваша?

– Моя, но и всех остальных тоже! Любой может такую купить.

– Это такая же?

Дорогой мэтр,

моя почтительная просьба к вам

Я вам пишу

Вы, несомненно, знаете от нашего общего друга

Мое ходатайство к вам,

– Это ваше письмо?

– Но откуда оно у вас?

– Его нашли в кармане халата.

Судья встал, сделал два шага к столу, который располагался слева, и издали продемонстрировал отлично знакомый Андре халат.

– Я выбросил его на помойку два месяца назад!

– В таком случае как вы объясните, что его нашли в доме Аршамбо? Мы также нашли эту ручку и эту чернильницу.

– Но они могут принадлежать кому угодно!

– С отпечатками ваших пальцев? Меня бы это удивило.

– Их украли! У меня! Кто-то зашел ко мне в мое отсутствие и украл их!

– Вы заявили в полицию? Какого числа?

– Это заговор, господин следователь, и я знаю, откуда ветер дует!

– Отпечатки ваших пальцев обнаружены также на стакане под кроватью жертвы.

– Это заговор с целью… Во вторник вечером в рес…

Он осекся. Теперь судья демонстрировал его хлыст:

– На нем мы обнаружили следы крови. Группа крови не совпадает с группой крови жертвы. Быть может, речь идет о вашей? Медицинский анализ, несомненно, позволит удостовериться, вы ли им пользовались…

К обвинению в убийстве добавилось нечто постыдное.

– Если это подтвердится, вам сложно будет отрицать, что вы встречались с жертвой…

Глупо с его стороны, но Андре испытывал больше стыда из-за этого хлыста, чем из-за всего того, в чем его обвиняли. Он отрицательно качал головой, нет, это не мое…

– Ваша бумага, ваш почерк, ваши отпечатки, обнаруженные четырежды, весьма вероятно, ваша группа крови. Я предъявляю вам обвинение в убийстве Матильды Аршамбо, не вынося окончательного решения по поводу других обстоятельств, в частности детоубийства, которые могут быть присовокуплены к делу.

Мадлен пила сельтерскую. Дюпре медленно потягивал кофе. Они ожидали уже более часа, поглядывая на главную лестницу Дворца правосудия.

Близился вечер.

Часы на набережной пробили шесть раз.

– Вот они, – сказал Дюпре.

Мадлен тотчас встала, вышла на улицу.

На другой стороне в сопровождении двоих полицейских в форме спускался к казенному фургону с распахнутыми дверьми Андре Делькур. Дикий взгляд, осунувшееся лицо, тяжелая поступь, поникшие плечи.