Янка Мавр: Человек идет! [В дали времен. Т. VIII]

Тем временем вожак с одним из своих товарищей (назовем его Кра) отошли подальше в сторону, надеясь выследить какую-нибудь добычу.

Справа, ближе к роднику, темнели густые заросли, справа лес был редок. В одном месте они заметили, что сквозь заросли по направлению к источнику тянется тропинка. Очевидно, ее протоптали звери, ходившие этим путем на водопой.

Люди невольно остановились на этом месте и стали оглядываться, чего-то ожидая. Чутье подсказывало им, что кто-то должен здесь появиться.

И впрямь, спустя некоторое время они заметили, что по лесу приближаются издалека какие-то животные, похожие на оленей, только с маленькими рогами. Они явно направлялись в эту сторону.

Вожак насторожился, припал к земле. Потом притронулся к руке своего товарища, и оба они спрятались в кустах. Притаились и стали ждать.

Животные спокойно приближались, но у самых кустов передний зверь вдруг остановился и стал прислушиваться. Охотники начали уже бояться, что олени убегут.

К счастью, ветерок подул в противоположную сторону. Олени больше не чувствовали незнакомого запаха и, успокоившись, двинулись дальше по тропинке.

Тогда вожак бросился на переднего оленя, со страшной силой сжал руками его горло и даже вцепился в его шею зубами. Олень отпрянул в сторону, но человек продолжал крепко цепляться за его шею. Сбоку подскочил Кра и стал сворачивать голову оленя. Пальцы его раздирали морду животного, выдавили глаз — и люди покатились вместе с оленем на землю, ни на миг не выпуская добычу из рук.

Олень защищался изо всех сил, кусался, бился, даже ранил вожака в бок ударом копыта, но все было напрасно. Охотники все выше и выше задирали ему голову и одновременно выкручивали ее в сторону. Наконец кости шеи хрустнули, движения оленя стали ослабевать — и он утих…

Тогда оба охотника встали, выпрямились и из груди их вырвался зычный крик победы.

На крик сбежались все остальные и, увидев такую богатую добычу, начали плясать и кричать от радости. Лица их жутко корчились: эти гримасы означали у них радость и смех.

Нелегко было голыми руками убить оленя, но ничуть не легче было разделать его. У туши оленя поднялась страшная возня. Каждый старался поскорее ухватить лакомый кусок, но… как это сделать?

Одни пытались разодрать шкуру ногтями, другие пустили в ход зубы, третьи силились выломать ноги. Они толкались и огрызались друг на друга — казалось, вот-вот начнется нешуточное побоище.

Постепенно им удалось проделать зубами несколько дыр в шкуре. Тушу стали с большим трудом раздирать руками. Крепкая сырая шкура выскальзывала из рук, и люди, тянувшие ее, часто летели вверх ногами. Тогда дыры снова расширяли зубами.

Наконец добрались до мяса, но и тогда пришлось не легче. Все равно отрывать руками куски мяса было очень трудно и приходилось больше действовать зубами.

Страшно было смотреть на «пиршество» этих существ. В эти минуты, казалось, исчезли их немногие человеческие черты. Дикие взгляды, оскаленные зубы, окровавленные морды и руки, пятна запекшейся крови на шерсти…

Им, безоружным, редко выпадало такое счастье, и они старались вознаградить себя за все голодные дни, что случались в их жизни гораздо чаще.

Мало-помалу все наелись, успокоились. Вместе с тем будто изменился и их вид. Взгляды, выражение лиц и каждое движение стали другими. Снова можно было видеть, что это все-таки люди.

Оно и понятно: даже в наши времена голодные люди становятся похожими на зверей. Что же спрашивать с этих?

Только окровавленные лица и запятнанные кровью тела производили тяжелое впечатление. Это почувствовала одна девушка лет пятнадцати, которая была смышленей других. Она все время пыталась стереть с себя кровь. Потом подошла к источнику напиться, случайно провела по шерсти рукой и заметила, что пятна крови расплылись. Она принялась тереть свою шерсть и понемногу отмыла от крови руки и грудь, но… лицо вымыть не догадалась, ведь она его не видела. И наша первая красавица, хоть и стала чище остальных, так и щеголяла с окровавленной физиономией.

Племя завершило этот день совсем «по-человечески». Люди были сыты и спокойны, что редко случалось в их жизни. Они не страдали сейчас ни от холода, ни от голода, не чувствовали никакой опасности. Им не нужно было думать о еде, и у них появилось свободное время.