Сергей Нуртазин - Сарматы

— И мы рады принимать тебя, высокородный, в нашем городе. И простолюдины, и достойнейшие мужи Танаиса собрались, чтобы приветствовать тебя. Позволь представить тебе стратига и предводителя городской стражи, — пресбевт обернулся и указал на облаченного в доспехи мужчину. Далее он представил смуглолицего архонта танаитов, эллинарха Деметрия и нескольких вельмож. Дошла очередь до Ахиллеса. Пресбевт хотел представить и его, но Котис опередил:

— Сего достойного мужа представлять не надо. Кто же не знает Ахиллеса Непоседу, одного из самых удачливых купцов и желанного гостя в царском дворце! Приветствую тебя, Ахиллес! — Котис похлопал купца по плечу. — Брат справлялся о тебе, — и, понизив голос, спросил: — Удалось ли тебе склонить на нашу сторону аорсов?

Ахиллес еле слышно ответил:

— Пока нет, повелитель, но я не оставляю надежды. Со мной сын Евнона — Умабий. По моим наблюдениям и разумению, велика возможность того, что придет время и он заменит отца.

— Где он? Познакомь меня с ним.

Ахиллес указал на Умабия.

— Позволь представить тебе, повелитель, Умабия — сына скептуха аорсов.

Котис посмотрел на аорса с легким налетом высокомерия. Его, сына боспорского царя, в отличие от брата Митридата, чьим воспитанием по большей части занимался отец, воспитывала мать Гепепирия — фракийская царевна, правнучка по материнской линии самого римского триумвира Антония и сестра трех фракийских царевичей, воспитывавшихся в Риме. Она-то и привила ему любовь к римской культуре и образу жизни, развив в нем тем самым отвращение к варварам. Для него Умабий — кочевник-варвар, пусть и царского рода. Он забыл или же не хотел помнить, что Аспург, его отец и отец Митридата, имел сарматские корни и сарматское имя — «сильный, как конь». Но чем больше он глядел на Умабия, тем больше проникался к нему симпатией. Лет на семь младше Котиса, сармат имел гордый и полный достоинства вид воина-предводителя и в отличие от подобострастных вельмож смотрел на Котиса, как равный на равного.

Долговязый, широкоплечий, с волнистыми черными волосами, гладковыбритым на римский манер лицом и надменным взором темно-карих глаз, Котис тоже не вызвал у Умабия неприязненных чувств. Перед ним стоял воин, это Умабий смог определить с первого взгляда. Отметил он и то, что Котис одет скромнее своих вельмож. И все же что-то в нем настораживало. Что именно, Умабий понять не мог.

Теперь Котис смотрел на него с интересом. А интерес у Котиса имелся. Мыслишка тайная, спрятанная глубоко, с задумкой на будущее, проснулась в голове царевича. Впрочем, его интерес сменился удивлением, когда Умабий поприветствовал его на греческом языке.

— Высокородный Умабий говорит на языке Эллады? Похвально!

— И еще изъясняется на латыни, — вставил Ахиллес. — Умабий любознателен и легко осваивает науки. Он мечтает посетить Пантикапей, Афины и Рим.

— Это правда? — По выражению лица Котиса было видно, что его интерес к Умабию возрос еще больше. То, что он узнал об Умабии, окончательно убедило царственную особу в правильности своих намерений в отношении родовитого сармата.

— Да, — кратко ответил Умабий.

— Раз так велико твое желание, считаю для себя возможным помочь тебе в его осуществлении. Приглашаю тебя с собою в Рим.

Котис действительно собирался отплыть весной в Рим. Митридат, чтобы усыпить бдительность римлян, посылал в столицу империи своего младшего брата. Вот туда-то (а не в эту дыру — Танаис!) Котис и стремился, и присутствие там Умабия было на руку его замыслам.

— Когда? — Глаза Умабия радостно блеснули. Он и не мог предположить, что такое возможно в его жизни.

— Весной жду тебя в Пантикапее. Ахиллес доставит тебя.

— Мой корабль к услугам моего молодого друга, — выразил готовность Ахиллес.

— Вот и славно. Жду вас вечером в доме пресбевта, в нем я собираюсь отпраздновать свое прибытие в Танаис.

— С превеликим удовольствием, — ответил Ахиллес и посмотрел на Умабия. — Надеюсь, скептух Евнон не будет гневаться на тебя за задержку.

— Думаю, нет.

Беседу неожиданно прервали. Расталкивая знатных танаитов, к Котису попытался приблизиться коренастый сирак, о котором и Умабий, и Ахиллес, и Деметрий уже успели позабыть. Два дюжих телохранителя преградили ему путь.

— Прошу слова и справедливости! — прокричал сирак.

— Кто это?! Как посмел?! — возмутился Котис, сверля наглеца гневным и несколько брезгливым взглядом.

Пресбевт побледнел, упал в ноги Котису.