Кейт Мортон: Дочь часовых дел мастера [litres]

– Моим коллегам по музею это не понравится, – сказал он.

Они подошли ближе – поглядеть, насколько велик ущерб, – и вдруг Элоди сказала:

– Смотри. Кажется, там что-то есть.

Джек опустился перед ямой на колени, протянул руку и кончиками пальцев коснулся гладкого пятачка, глядевшего на них из-под земли.

– Может быть, это твое сокровище, – с улыбкой сказала она ему. – И оно все время было здесь, прямо у тебя под носом.

– Ты вроде говорила, что это сказка для детей?

– Мне и раньше случалось ошибаться.

– Так что, будем копать?

– Похоже, придется.

– Тогда сначала позавтракаем.

– Конечно, завтрак в первую очередь, – поддержала его она. – Ведь я слышала, что ты в этом деле дока, Джек Роулендс, и я ожидаю от тебя чудес.

Новость застигла Типа в студии. Позвонила женщина, их соседка: Лорен умерла, автокатастрофа где-то под Редингом; Уинстон вне себя от горя; девочка справляется.

Это слово тогда особенно его зацепило. «Справляется». Странно слышать такое о шестилетней малышке, которая только что потеряла мать. Но было понятно, что именно хотела сказать та женщина, миссис Смит. Тип почти не знал эту девочку, пальцев на одной руке больше, чем тех раз, когда он видел ее за воскресным ланчем в доме ее родителей. За столом она всегда сидела напротив, такая крохотная, незаметная, и буквально не сводила с него больших, любопытных глаз; но он видел достаточно, чтобы понять – эта малышка совсем не такая, какой в ее возрасте была Лорен. Эта вся внутри. У Лорен, наоборот, нутро будто вырабатывало электричество, причем всегда, с первого дня жизни. И ее личное напряжение всегда было выше, чем у других людей. Именно поэтому она была так неотразима в детстве – ее все любили, – но это не значит, что с ней было легко. Наоборот, с ней ты вечно был как под лучом прожектора.

Выслушав новость, Тип аккуратно вернул трубку телефона на рычаг, а сам опустился на скамью у верстака. Слезы навернулись на глаза, когда его взгляд упал на табурет напротив. На прошлой неделе там сидела Лорен. Она зашла к нему, чтобы поговорить о Берчвуд-Мэнор, спросить, как туда проехать.

– То есть ты хочешь знать адрес?

Он продиктовал его, а потом спросил, зачем он ей понадобился – она что, хочет туда поехать? Лорен кивнула головой и сказала: да, ей предстоит сделать очень важную вещь, и не где придется, а в нужном месте.

– Я знаю, это всего лишь сказка, – добавила она, – и не могу объяснить тебе, как это случилось, но чувствую, что именно из-за нее я стала такой, как сегодня. – Продолжать Лорен не захотела, и они заговорили о другом, но уже на пороге она вдруг остановилась и сказала: – А знаешь, ты был прав. Время и впрямь делает невозможное возможным.

Пару дней спустя в газете он прочел о ее концерте в Бате и, едва увидев имя второго солиста, понял, что́ она задумала. Она собиралась проститься с человеком, который некогда был ей очень дорог.

Шестью годами раньше, вернувшись из Нью-Йорка, она сидела на том же табурете. Тип помнил, какой у нее был тогда вид: что-то случилось, он сразу это понял.

И точно: она сказала, что влюбилась, и еще, что выходит замуж.

– Поздравляю, – ответил он, хотя это, видимо, было не все.

Обнаружилось, что две части ее новости были связаны между собой вовсе не так, как можно было предположить.

Она влюбилась в одного из тех молодых музыкантов, которых пригласили в Нью-Йорк сыграть квинтет, – в скрипача.

– Все произошло мгновенно, – рассказывала она. – Любовь накатила внезапно и захватила меня целиком, ради нее стоило рисковать, стоило идти на жертвы, и еще я сразу поняла, что никогда ни с одним другим мужчиной у меня не будет так же.

– А он?..

– Это было взаимно.

– Но почему тогда…

– Он женат.

– А-а.

– На женщине по имени Сьюзен, милой, очаровательной, они знакомы с детства, и он никогда не причинит ей боль. Она все о нем знает, работает в начальной школе учительницей и печет изумительный шоколадный кекс с арахисовой пастой: принесла его на репетицию, угостила нас всех, а потом села на пластмассовый стул в сторонке и стала слушать, как мы играем. А когда мы кончили, она плакала, Тип, – понимаешь, плакала, так ее тронула наша музыка, – и я поняла, что не могу даже ненавидеть ее. Как можно ненавидеть женщину, которую музыка трогает до слез?

Тут вполне можно было ставить точку, но оказалось, что есть и третья часть.

– Я беременна.

– Понятно.

– Так вышло.