Вальтер Флекс - Странник между двумя мирами

С «высадкой», конечно же, не заладилось. Все двери наружу и к соседним купе заклинили. «Будем брать штурмом!» — сказал Вурхе и выбрался на волю через выбитое окно. Я перебросил вслед за ним наш багаж и последовал его примеру. Мы прижали наши чемоданы плотно к той стороне железнодорожной насыпи, что была противоположна противнику, и тут же рядышком растянулись на траве и солнце. Два часа спустя из Аугустово пришел восстановительный поезд, который с некоторым опозданием привез нас к цели. Россия гостеприимно встретила нас.

В штабе дивизии в Аугустово нас разделили на полки и вскоре затем в одной русской казарме — уже на роты. Каждый раз я смог устроить все так, чтобы остаться вместе с Вурхе. Мы оба попали в 9-ую роту эльзасского пехотного полка.

Ночью мы спали на соломе в русской казарме и на следующее майское утро вчетвером отправились к окопам нашей роты, которые располагались в нескольких часах ходьбы от нас в лесу, на укрепленных позициях.

Утреннее купание в «Белом озере» придало всему дню свежий блеск. Путь проходил через песок и сосновый лес. Рассеянный свет широко растекался по зеленым верхушкам деревьев и золотисто-красным стволам. Далее перед нами раскинулось широкое озеро, утопающее в утренней дымке. Иволги трещали, ласточки проносились совсем низко, задевая крылами водную гладь, гагары же исчезали из поля зрения, пока мы брели вдоль берега. Только издалека до нас доносился приглушенный грохот и звук, напоминавший мерное постукивание молоточка — звук пулемета. «Это же дятлы!» — засмеялся Вурхе, умываясь водой и солнечным светом.

Затем путь пролегал через Аугустовский канал и луга Нетты * (прим. пер.: река в Польше). Вскоре серая пыль русской сельской дороги осела у нас на мундирах. Но вместе со странником, который в каске, со шпагой и в кожаных гамашах шагал по разбитой песчаной дороге, вместе с ним шагал на своих легких и чистых ногах по влажной луговой траве месяц май. Он шагал и все звонче смеялся с высоты. Тихая Нетта вскоре появилась у нас на пути и открыла нашему взору свои волны и сонм порхающих на солнце мошек, но вскоре она снова исчезла и скрылась в зарослях сердечника и буйно растущей траве. Я давно наблюдал за Вурхе со стороны. Наконец, я не сдержался и засмеялся. «Признайтесь!» — сказал я. «Сегодня вы собрались еще раз искупаться?» «Прямо сейчас!» — сказал он, и мы все, войдя глубоко в пружинящую землю заливного луга, сбросили пыльные одежды и позволили добрым, прохладным волнам нести нас, куда им вздумается.

Потом мы долго лежали в чистой траве, обсыхая на ветру и солнце. Самым последним из волн вышел странник. Весна окончательно пробудилась и заговорила солнцем и птичьими голосами. Юноша, который шел к нам, пыл опьянен этой весной. Отбросив голову назад, он стоял с широко распростертыми руками и раскрытыми ладонями, питаясь майским солнцем. С его губ легко и свободно слетали пылкие и страстные стихи Гете, в которых он словно нашел те вечные слова, которые вдыхало в него солнце и которые вслед за этим изливались из его сердца:

Мокрый от воды, излучающий сияние солнца и молодости, двадцатилетний юноша стоял, прекрасный в своей стройной чистоте, и слова Ганимеда просто и легко, чуть ли не с щемящей тоской слетали с его губ. «Не хватает только художника!» — сказал один из нас. Я замолчал и почти загрустил, даже не знаю, почему. Но наш странник легко опустил руки и, сделав несколько быстрых и бодрых шагов, оказался посреди нас. Мы стряхнули последние капли воды с наших рук и схватились за нашу одежду. Вскоре мой друг дальше зашагал в своем сером мундире, который плотно и изящно прилегал к его телу. Сбоку висела шпага. Край каски огибал характерную форму его своевольно вытянутого и прекрасно изогнутого черепа, и, когда он размашистым шагом шел навстречу лесам, которые содрогались от раскатов далекого грома, казалось, что он, приходя в трепет от осознания своей силы и радости, страстно вслушивался в звенящее впереди будущее. «Кто храним всемощным гением, тот плач дождя, тот гремучий град окликнет песней!…» * (прим. пер.: стихотворение Гете «Песнь странника в бурю») Даже если его губы не произносили этих слов, об этом говорил его шаг. «Способным к танцу хочу я видеть юношу и способным к оружию». Старые слова звучали по-новому, словно молодые источники, били они ключом на его пути.