Вальтер Флекс - Странник между двумя мирами

В последние дни июля в окопах Аугустово нам на смену пришел полк ландвера. С пылом в сердцах мы читали приказ о смене. Хотя цель похода оставалась тайной, мы знали, что мы шли в бой, и что дело обретало серьезный оборот. Но нам не хотелось молча уходить из полюбившихся нам лесов. На последнем ночном дозоре мы попрощались с русскими мужиками, с которыми мы так долго жили бок о бок во враждебном соседстве. С красными и синими бумажными фонариками из наших блиндажей, а также с длинными баграми мы под покровом темноты пересекли ручей Кольно и подползли к вражескому заграждению. Там мы проворно при помощи ручной лопаты выкопали в рыхлом песке укрытие, повесили цветные фонарики на багры и одновременно подожгли их в глубоких ямках. По тихой команде горящие фонарики взлетели ввысь, светясь красным и синим, над русскими заграждениями и торжественно и празднично застыли в небе. Одновременно с этим полилась песня «Стража на Рейне», исполняемая дюжиной чистых голосов, распространяясь все дальше над русскими окопами. Несколько залпов, с треском раздавшихся из вражеской тьмы, не могли помешать певцам, спрятавшимся за песчаной насыпью, разве что кому-нибудь то там, то здесь, смеясь, приходилось выплевывать увязший в зубах песок, который хлестал прямо в рот, когда над укрытием проносились пули. Синий фонарик догорел и упал с багра, растерзанный несколькими пулями. Однако красные фонарики держались бодро и уверенно, только пару раз они закачались и заколыхались при обстреле. Постепенно, пока песни и смех беззаботно звучали дальше, весь лес, в котором было полно русских, взбунтовался, однако, чем яростней стреляли из окопов, тем больше мы становились уверены в том, что никакой серьезный патруль не вышел на охоту за нами, чтобы наказать нас за нашу ночную выходку у колючей проволоки. Сигнальные ракеты взлетали вертикально в небо, некоторое время держались высоко, мерцая в своем парящем блеске, падали и, дымясь, гасли в песке рядом с нами; они пошли на ура в качестве дополнения к ночному фейерверку. Постепенно стрельба стала реже, и настало время возвращаться назад, прежде чем наш маленький патруль обнаружили и поймали бы более крупные силы русских. Эта ночная шалость не должна была стоить нам потерь. Но только я хотел отдать приказ к отступлению, один молодой доброволец, перекатившись по песку, быстро повернулся ко мне лицом и умоляюще попросил: «господин лейтенант: «Мушкетеры — веселые братья»!» И прежде, чем я успел ответить, с десяток голосов и даже больше присоединились к исполнению этой бравой солдатской песни, нагло перебивая друг друга. С этим ничего нельзя было поделать. Я смирился и сконцентрировался на наблюдении, в то время как наши славные парни неистово распевали куплет за куплетом. Кроме того, возобновившийся огонь русских успокоил меня; видимо, у русских не было никакого желания пойти и всыпать этим нахалам, шумевшим у них под носом. Даже самая длинная песня когда-нибудь кончается, и солдатская песня не исключение. Однако я обманулся в своих ожиданиях, так как после «веселого мушкетера» моим парням во что бы то ни стало захотелось спеть песню о «темной полночи». «Господин лейтентант — «Стою в полночный темный час»? Может, это было разумным, кто имел что-то против этой детской шалости после двенадцати месяцев войны? Я остался лежать на животе в песке и смеялся, в то время как мои парни пели все неистовей и плевались песком. Два красных бумажных фонарика держались на месте несмотря на то, что их бросало из стороны в сторону, а их пламя дрожало и колыхалось. Однако всему когда-нибудь наступает конец, и я ответил жестким отказом на все остальные предложения для нашей концертной программы и велел своим людям поодиночке отползать к следующей луговой можачине, где мы могли собраться в укрытии. Через следующие сто метров мы выпрыгнули и вернулись обратно через ручей. Слава богу, не последовало ничего серьезнее прощальных выстрелов, которые постоянно свистели у нас за спиной. В наших окопах мы не могли не посмеяться еще раз, увидев озабоченное лицо командира роты, который уже сообщил по телефону командиру подразделения о появлении красных сигнальных огней на позициях русских и теперь воспринял отчет о нашем дозоре несколько озадаченно. В этой озорной шалости не было никакого особого смысла, однако она хорошо отражала то настроение, с которым наши люди после многонедельного пассивного ожидания наконец уходили на маневренную войну.