Вальтер Флекс - Странник между двумя мирами

Постепенно сладко-терпкий весенний запах старой листвы и молодой земли перешел в душные испарения нагретых летним солнцем болот и отцветшей воды. Молодые вороны, которых наши солдаты потехи ради достали из гнезд на верхушках сосен, выросли и теперь растрепанные, с подрезанными крыльями, дерзко и важно вышагивали по гребню бруствера вдоль нашего окопа. Они поднимали крик на часовых, нахально ударяли изогнутыми клювами по блестящим дулам винтовок или с интересом изучали котелки и стаканы на скамьях рядового состава. В горячем песке нежились на солнце гадюки и медянки, подстерегая лягушек, живших на прохладном дне окопа. Израненный и вырубленный лес источал сильный запах смолы. На заливных лугах буйствовала пышная зелень, а исходившие от просторов высохших болот красные огни горящих торфяников тлели в воздухе белыми июньскими ночами. Днем воздух мерцал и подрагивал на солнце, и стремительно надвигающиеся грозы с треском разражались громом над колышущимися кронами сосен.

Из Галиции досюда доходили громовые раскаты новых жестоких боев, и гигантские шеренги армии Гинденбурга, словно застывшие в железной неподвижности, простерлись далеко вперед, туда, где бесконечная линия фронта содрогалась от грохота сражений. Мы все еще в выжидательной позиции лежали за нашими заграждениями, но уже внимательно прислушивались, готовясь услышать приказ к наступлению. Во время ночных вылазок к врагу мы уже закрепили на русских проволочных заграждениях бумажные флажки со злорадной новостью о падении Перемышля и Львова * (прим. пер.: в оригинале — польское название Пшемысль и немецкое название Лемберг). Мы знали, что эти сообщения должны были со дня на день стать для нас сигналом к атаке.

Однако, прежде чем нас унес и захватил своими водоворотами все возрастающий поток большой борьбы, нам судьбой было подарено еще несколько ясных и счастливых дней, образ которых светит мне из прошлого, подобно мерцанию над далекими и прекрасными зеркальными озерами. Наша рота в начале июля на пять дней выбралась из окопов, и мы, углубившись в лес, оставались там в резерве среди шалашей и палаток. По воле случая на это время пришелся мой день рождения, и друг организовал мне праздник, но не с полными бокалами и громкими песнями, а по-своему — вместе с солнцем, лесом, водой и звучанием вечности в древних прекрасных словах, которые на его юных устах становились моложе и обретали душу. Безоблачный праздник без войны — шестое июля — весь этот день был одним большим подарком его живого сердца моему сердцу. Когда солнце стояло в зените, мы спускались из тени красных сосен к лугам Нетты. Солнце купалось в насыщенном синем небе, освеженном ночной грозой, и влажным блеском отражалось здесь, в мерцающих изгибах реки, и вдалеке, там, где в стальной синеве открывалась светящаяся гладь щита — поверхность озера Сайно. Свет проникал через сочную зелень пестреющих тополей и лугов, и над бурно разрастающейся травой широких пастбищ воздух мерцал и дрожал от дыхания разогретой земли. Мы сбросили наши одежды на берегу Нетты и искупались. Вместе с потоком мы длинными гребками двигались вниз, затем плыли против течения обратно так, что вода ударяла нам в плечи. А еще мы снова и снова головой вперед далеко прыгали в воду с разогретого на солнце и обжигающего наши ступни деревянного моста.

На спине мы спокойно плыли вниз по течению и бежали назад по теплому песку у заросшего тростником берега. В буйной и пестрой луговой траве мы сохли на солнце и ветру, и тихие, дрожащие солнечные волны равномерно пробегали по воздуху, песку и по нашим телам и воспламеняли все живое опьяняющей силой и расслабленной радостью.

Издалека грохотал гром орудий, однако мир войны, откуда мы сбежали на несколько часов, казался далеким и ненастоящим, словно сон. Наше оружие лежало под пыльной одеждой в траве, и мы не думали о нем. Невероятное величие непрестанно витало над широкими мерцающими глубинами зеленых пастбищ и голубой воды; наши взгляды были поглощены созерцанием этого величия, чьи быстрые крыла, совершив прекрасный широкий взмах, начинали легко парить в небе. Была ли это хищная птица, что унесла душу юноши рядом со мной ввысь, душу, наполненную свободной радостью пребывания с богом? Когда странник проходил конфирмацию в немецком храме, обряд посвящения сопровождался словами, которые были под стать его душе: «Те, кто ждут Бога, обретут новые силы, чтобы они могли взлететь на крыльях, как орлы!» Юный студент-богослов почувствовал, как у его души вырастают крылья под воздействием той вечной силы, которая «наполняет радостью твои уста, чтобы ты снова был молод, как орел». Он легко и свободно воспарил вместе с другом над яркой бездной пестрой земли. Юноша стоял, изящный и исполненный света, на цветущей земле, а солнце, поблескивая, утекало сквозь его простертые ладони, в то время как из его уст, из которых так часто звучали песни Гете, теперь над напоенным солнцем божественным садом струилось древнее и святое благозвучие псалмов царя Давида * (прим. пер.: Псалом 103):