Николай Кононов - Восстание. Документальный роман

За месяц мы облазали все горизонты и лавы шахты. Из-за того, что проходчики ошибались, видимо, получая от геологов неточный план рудного тела, я обнаружил множество заброшенных шурфов и никуда не ведущих боковых штреков на глубине около трехсот метров. Рудник «Холодный» лежал ниже двух других, «Кварцевого» и «Заманчивого», то есть над нами существовали как бы еще два этажа.

Сама собой пришла мысль, простейшая донельзя. Обычно беглецы надеялись на лыжи и путь через перевалы и Омсукчан на берег Охотского моря или на Чукотку, в зависимости от того, хотели они затеряться или сбежать в трюме корабля. Удачных побегов не случалось, разве что в местных легендах. Мне же в голову пришло обратное: несколько активистов никуда не бегут, а спускаются в шахту, в брошенные выработки, пережидают несколько недель, пока их ищут на поверхности, а затем возвращаются, в условленное время снимают часовых у арсенала, забирают ключи от бараков, отпирают их и раздают оружие, спускаются в Стан-Утиный и захватывают склады и транспорт. Дальше обрезается телефонный провод, радист успокаивает материк и соседей так, чтобы восстание успело прокатиться по долине Колымы и далее на Магадан. А там можно было и сыграть в переодевание в форму конвойных войск. Двигаться имело смысл только поздней весной и летом, когда получится перемещаться максимально быстро. В Магадане жило не более полусотни тысяч человек, включая женщин, стариков и детей, а одних политических в нашем Береговом лагере сидело не менее тридцати тысяч. Успех зависел от внезапности. План уточняли и корректировали активисты, и я внимательно слушал их споры, выбирая напарников для похода под землю.

Всю зиму мы готовились без лишних разговоров. Интеллигенции в новой партии было очень мало. Принимали осторожно, я проверял всех вступающих. Казюленис работал в кузне и отковал десяток ножей. Горбунов и его бригада отыскали штрек, где за огромной, похожей на семиконечную звезду, но тонкой плитой скрывалась небольшая пещера, что-то вроде грота с уходящим вглубь него лазом. День за днем мы носили и понемногу закладывали туда сухари, консервы, крупы, батареи для фонарей. Заряжать их предстояло у неохраняемых подстанций на всех горизонтах. Теплую одежду выносили на себе, все-таки нам предстояло жить месяц при минус десяти, имея возможность активно передвигаться лишь ночью. Антонов украл наручные часы. Побег назначили на первую неделю апреля, когда снег еще не сошел, но скоро сойдет, и ожидались последние метели. Переписчик программы и устава Белоус, работавший в лагуправлении, подглядел опись имущества и оружия, и мы окончательно уточнили план захвата. К весне лагерь внезапно разбавили бытовиками и привезли с пересылки несколько сотен бандитов. Нас с Горбуновым сопровождала пара партийцев с заточками. Меня убедили, что надо усилить конспирацию, и за месяц до побега мы окончательно замкнули круг знающих о нем. Я взял в библиотеке задачник с дифференциальными уравнениями, вдруг решив, что это поможет не свихнуться и я развлекусь математическими головоломками — впервые с выпускных экзаменов в техникуме.

В начале апреля я проснулся за час до подъема и долго лежал на койке. Мела метель, что значило — пора. Ведь при ясной погоде, не обнаружив следов на выходах из шахт, ловцы поймут: мы остались под землей. Что-то сжималось около сердца, какая-то мышца болела и отговаривала вставать и действовать. Натекшая и заледеневшая расплывчатым льдистым куском вода между двойными стеклами окна, выщербины в виде груши и в виде Африки на неровно покрашенной буро-зеленым стене, затхлый запах фуфаек, свисающая рука Антонова, спящего, как младенец, со щербатой улыбкой на верхних нарах — все заставляло терзаться еще и еще раз, стоит ли приступать к задуманному, ведь это не забастовка, а вооруженный бунт. Я прикрыл глаза, и мне привиделась Ольга, прижавшая к груди пару красных туфель, а затем Нина и Мариечка. Представилось, что с ними могло случиться, если Нюру арестовали как члена семьи изменника, и я попросил у них прощения за то, что вернулся и не сберег их, как мог бы, оставшись в Бельгии, — хотя, скорее всего, их всех не было в живых. Геракловым усилием заставив себя оторвать голову от мокрой подушки, еще полчаса я тер и промывал глаза, а затем съел завтрак, спрятал в карман пайку и простился с теплом на ближайшие недели.

Обошлось без неожиданностей: бригаду отправили в те самые лавы, где она бурила породу. Перед концом смены один за другим с перерывом в четверть часа Антонов, Ковалев и я протиснулись в щель между плитой, похожей на звезду, и стенкой и спрятались в гроте. На случай, если явятся искать с собаками, по окрестным лавам рассыпали селитру. Я намеренно взял с собой тех, кто не курил, и с этим, конечно, очень повезло, потому что от голода курили все. Горбунов подсел под плиту и вдвинул ее в стену ниши так, чтобы пещера не угадывалась никоим образом, даже если вохра догадается залезть в наш заброшенный штрек. Первые часы стояла небывалая тишина, и Ковалев даже задергался, засуетился, но потом совсем близко раздались лай и шварканье камней под ногами идущих. Заранее мы договорились, что в случае захвата не сопротивляемся — это бесполезно, а если за побег нам накрутят еще несколько лет, то все равно эти сроки ничтожны в сравнении с нашими. Я взял нож и вспомнил, как Ковалев учил резать себе горло. Впрочем, шаги в штреке быстро затихли. Они прошли мимо.