Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

— Крест целуй! — сказал он. Затем обратился к пхндзакарцам: — С этого часа Товма — ваш военачальник. По воле моей, жители Пхндзакара, с сегодняшнего дня вы больше не подвластны мелику Бархудару. И об этом знайте. Грамоту-приказ получите вскоре. Леса вкруг Пхндзакара, отвоеванные нами у захватчиков-персов, ущелья, родники и реки, пашни и луга, горы и скалы даю в безвозвратную собственность вашей общине. Даю право селиться здесь также всем, кто прибудет и пожелает жить с вами. Принимайте их по-братски, живите, плодитесь. Рассудил я также старика по имени Туриндж назначить старостой над вами.

Слова Мхитара пришлись всем по душе. Поднялся такой шум, что орлы, сидевшие на вершинах скал, взлетели в небо, собаки залаяли…

— Да будет благословен путь, по которому ты пришел к нам, тэр спарапет! — кричали пхндзакарцы.

Нововозведенный староста терялся, краснел, клялся, что всегда будет верен армянской власти.

— Счастливо оставаться! — Мхитар взмахнул рукой и направился к коню.

Товма побежал, чтобы взять лошадь под уздцы. Выехали потайной дорогой. Товма, староста Туриндж и еще несколько пхндзакарцев сопровождали гостей.

— Вот взбесится мелик Бархудар! — засмеялся Тэр-Аветис, когда спустились в ущелье. — Хорошую кость мы засадили ему в глотку.

— Проглотить проглотит, но не переварит, — улыбнулся и Мхитар. — Сегодня мы приобрели хорошего союзника. Пхндзакар — петля на шее этого жестокого мелика.

— И все же властитель Хндзореска предан нашему обету…

— Дай-то бог! — ответил Мхитар и пришпорил коня.

Спустились в лощину Вараракни. Мирно курились расположенные на возвышенности дома. Вдали, в скоплении скал, обозначились родные башни замка Дзагедзор. Спарапет с грустью посмотрел на них. За его стенами находились жена и дети. Но заехать туда сейчас Мхитар не мог.

Вечером следующего дня они добрались до Татева.

Давид-Бек стоя выслушивал донесения Мхитара и Тэр-Аветиса, затем тут же послал их к ущелью Аракса против ожидающегося оттуда наступления персидских ханов.

Черные тучи сгустились над нагорьем.

Дзагедзор пребывал в полуденной истоме.

Покоясь на высокой скалистой площадке, он был неприступен. С внешним миром его связывал лишь один каменный мосток. Внизу лежала узкая и зеленая долина Вараракна, сверху над замком нависала священная гора Ласт, поросшая непроходимым кустарником.

На вершинах уже лежал снег. Скотоводы увели стада в села, и в болотистых местах долины паслись лишь одинокие буйволы и кони.

На единственном каменном балконе, висевшем над бездной, стояла Сатеник, жена спарапета Мхитара. Рослая, высокобровая, со строгим и приятным лицом. Ее черные, с редкими серебристыми нитями косы сложены на голове венцом. На матово-белом лице этой еще молодой женщины запечатлелись возвышенная грусть и постоянная задумчивость. Радужная шаль сползла с плеч и свесилась на перила балкона. Небесного цвета с тройными полами шелковое платье касалось изумрудных агулисских сапожек — носки их были отделаны чеканным серебром. Талию перехватывал широкий золотой пояс с большой пряжкой, на которой был выгравирован герб рода Джалалянов — два обнявшихся льва.

Сатеник глядела на дорогу, единственную, что вела к замку. Начиналась она в глубоком ущелье Аранац, миновав перекинутый через реку лукообразно выгнутый мост, приводила к воротам.

Уже третью неделю Сатеник не получала вестей от супруга. «Что случилось, почему Мхитар не шлет гонцов, — терзалась она, — вдруг несчастье?! — Подумала и ужаснулась от этой мысли. — Онеметь бы мне. О чем я думаю? Надо молить о том, чтобы отверзлись перед нами врата милосердия всеблагого господа». И тем не менее тревожная мысль родила в ней новое смятение: «А что, если Мхитар послал своего гонца сперва в Хндзореск, к Гоар?»

Эта мысль подавила ее, губы у Сатеник задрожали, прерывистый стон вырвался из груди.

Сатеник была наслышана о давней любви Мхитара и Гоар, дочери мелика Бархудара. Всякий раз, когда она вспоминала Гоар, в сердце у нее поднимался неукротимый гнев и Сатеник была готова проклинать супруга страшными словами. Но каждый раз находила в себе силы подавить внутреннее возмущение. «Господи, храпи моего Мхитара, взошедшую звезду армянского небосклона!» Сознание его значимости обуздывало гнев этой мудрой и преданной женщины. И она, чтобы не печалить супруга, скрывала от него свои мучения, не говорила, что знает о его тайной любви.