Бямбын Ринчен - Заря над степью

В труде Насанбат находил успокоение, заглушал тоску по дому, по родине; нет-нет да и приходили оттуда скупые весточки. Он старательно учился у китайцев их языку и вскоре стал свободно говорить по-китайски. Теперь, понимая язык, он стал по-иному смотреть на многие вещи. Ему открылась своеобразная древняя культура китайского народа.

Приятель Чжана, старый учитель, согласился преподавать Насанбату. "Подумайте! Молодой монгол изучает наш язык!" — простодушно радовались соседи, которые с той поры еще больше полюбили трудолюбивого юношу.

Мелкие торговцы, кустари, крестьяне стали его друзьями. Ему были близки и понятны их интересы и чаяния, радости и печали. Он сравнивал все, что увидел и узнал здесь, с тем, что сам изведал у себя на родине. И порой ему казалось, что в Китае простым людям живется тяжелее, чем в Монголии.

Прежде Насанбат думал, что Маньчжурия и Китай составляют одно государство, которое угнетает Монголию.

Но теперь он увидел, что Китай, как и Монголия, находится под гнетом маньчжурской династии. Раньше он одинаково ненавидел и китайцев и маньчжуров. И то и другие, он считал, высасывают все соки из его народа. Теперь он понял, что простые люди здесь ни при чем, что все зло идет от своры маньчжурских чиновников, от китайских ростовщиков и торговцев, которых бедняки китайцы ненавидят не меньше, чем монголы.

Как-то Насанбату удалось познакомиться с воззванном руководителя тайнинского восстания Ян Сю-цина. И нем говорилось, что некогда у Китай были свои обычаи, но маньчжуры приказали китайцам носить косы. У китайцев была своя национальная одежда, но маньчжуры вынудили их носить грубую одежду и обезьяньи шапки. У китайцев были свои, освященные веками брачные обряды, а маньчжурские захватчики грубо попрали их. Они насильно уводят самых красивых девушек и женщин и делают их своими наложницами… Китай имел богатые национальные традиции, но маньчжуры насильственно установили здесь свои порядки и обычаи и нагло издеваются над китайцами. "Когда подумаешь обо всем атом, кровь закипает в сердце…" — говорилось в воззвании.

Прочитав воззвание, Насанбат задумался. Так вот почему китайские крестьяне, ремесленники и мелкие торговцы с таким горячим сочувствием говорят о тайнинском восстании, которое было жестоко подавлено!

Еще в своем кочевье слышал он рассказы о грандиозных народных волнениях в провинциях Шаньси и Ганьсу. Ну а здесь, в Калгане, ему уже не раз пришлось столкнуться с людьми, которые не только слышали об этих событиях, но и сами принимали в них участие. Насанбат узнал, что тайпинское восстание охватило миллионы крестьян, поднявшихся против своих угнетателей.

И все же в новой жизни Насанбата было немало такого, что при всей видимой простоте оставалось недоступным его пониманию. Он недоумевал: в далеком от моря Калгане вдруг появилось много дешевых английских и американских товаров, но почему-то изобилие этих товаров не приносило облегчения простому народу, жизнь становилась все тяжелее и тяжелее…

Люди объясняли это по-разному, но все сходились на том, что времена наступили трудные. Вытеснялось и вымирало кустарное производство, разорялись мелкие торговцы, ремесленники, ткачи и бедные крестьяне. И в народе зрела ненависть к чужеземцам.

Чжу, учитель Насанбата, которого глубоко уважал и резчик Чжан, был человек начитанный. Он хорошо знал историю своей родины и часто повторял, что, если бы люди придерживались добрых нравов времен легендарных правителей Яо и Шуня, когда хозяева вели себя как хозяева, подданные как подданные, отцы как отцы, а дети как дети, жизнь была бы мирной и спокойной. Но старый Чжан не соглашался с ним. Он считал, что люди должны заниматься своим ремеслом, своим делом и не вмешиваться в чужие дела, тогда у каждого будет пиала риса.

Монгольский писатель Инжинаши в своих статьях обличал китайских колонизаторов, захвативших обширные пастбища Внутренней Монголии; не щадил он и монгольских нойонов за то, что они продают свои земли чужестранцам, за то, что они стыдятся говорить на родном языке и стремятся выдать себя за китайцев — носят китайскую одежду и относятся к своим соплеменникам более высокомерно, чем самые чванливые китайские чиновники.

Изредка наезжавшие в Калган монгольские ламы из Сунидского монастыря в Чахаре, встречаясь с Насанбатом, уговаривали его пойти в их монастырь. "Только отряхнув прах суетного мира и перейдя к созерцанию, можно постичь истину", — говорили они. Но юноша не соглашался. Ему все чаще приходили на ум слова отца, что все ламы и нойоны одним миром мазаны. И действительность подтверждала отцовские суждения. В самом деле, взять хотя бы нойонов; все они считают себя слугами маньчжурского императора и ненавидят тех, кто живет в дружбе с русскими. А китайские торговцы, которые заботятся лишь о своих доходах и считают, что под небом меж четырех океанов должны процветать только китайцы? Эти монголов и за людей не считают! Любознательному юноше захотелось побывать в Пекине, посмотреть своими глазами на столицу дайцинов.