Огненная полоса из раскрытого окна падала прямо на тополь в палисаднике. С одной стороны он горел, а с другой был черный. Через дорогу перекидывалась ветвистая тень и пропадала во тьме площади. На лилово-пепельной дороге стоял пулемет. На корточках, опираясь на ружья, сбились в кучу солдаты и говорили, как надо делать "чертову поливку".
В комнате горела висячая лампа с белым абажуром, похожим на макитру. Сосал, как всегда, мокрый окурыш брат Никифор Гмыря, предревкома, натужливо кашлял и разговаривал с солдатами, которые стояли перед ним.
Солдат Шептухов, бывалый веселый парень, подмигивал в сторону Гмыри и смеялся:
— Как по чертежу разъясняет… Башка. Любому охвицеру даст горок очков вперед. Знай наших!
Около крыльца Титка наткнулся на человека с винтовкой. Стоял он как-то скрючившись, словно мучился в лихорадке. Это был учитель Алексей Иваныч, у которого еще недавно учился Титка.
— Вы зачем сюда пришли, Алексей Иваныч? Да еще больной. Идите домой! Вам здесь нечего делать.
Учитель строго спросил его:
— А кто тебе, мальчишке, позволил взять винтовку? Тебе надо в коники играть, а не с беляками драться. И я не болен. Я задумался — даю себе отчет в прожитой жизни.
Титка взволновался: как же это можно, чтобы Алексей Иваныч пошел в окопы? Он — учитель и человек уже пожилой: у него уже седеют волосы; и всем известно, что у него чахотка.
— Я пойду к брату, Алексей Иваныч, и скажу ему, чтобы он вас домой отправил и винтовку отобрал.
Учитель вспылил и стал как будто выше ростом.
— Ты не посмеешь это сделать, Тит. Белогвардейцы мне такие же враги, как и тебе, как всем этим людям. Я вас всех учил мужеству и не жалеть жизни за правду. Как же я смогу отойти в сторону? Ты подумай! Наоборот, я должен идти впереди всех.
О чем думать? Ведь все так ясно и просто: все — вместе, все — твои, и так спокойно и хорошо на душе.
По всей громадной Россия, по всем ее малым и большим городам и селам, разливался бурный поток Октябрьской социалистической революция. Не было такого города и деревни, где рабочие и крестьяне не стали бы под знамена Октябре. Это хотел показать в своей картине "Октябрь" художник Б. Угаров.
— Алексей Иваныч, тогда я с вами пойду… в одном отделении.
— Ну что же… пошагаем… Все равно ведь домой тебя не прогонишь. Теперь и ребятишки — бойцы революции.
С вокзала, от броневика, приехали двое верховых, матрос и мальчик с ружьем за плечами. Матрос пристально оглядел всех, вытянулся, отдал честь и засмеялся:
— Ну, вояки-забияки, братишки! Готовь оружие! Беляки очень интересуются, как вы их встретите — с трезвонами, с поклонами или пугаными воронами?
Кто-то сердито крикнул:
— Боевыми патронами… а тебя на акацию за твою провокацию!
Матрос засмеялся и даже икнул от удовольствия.
— Вот молодчаги, братишки! Под стать нашей моряцкой удали…
И он скрылся в дверях ревкома.
Титка подошел к лошадям. Взмахивали мордами кони, раздували ноздри и храпели. Кожа у них лоснилась и переливалась перламутром. Он гладил их и похлопывал по спине, между ногами, по крупам, наслаждаясь упругой теплотой мускулов. Вспомнил о своем рабочем пузатом гнедке. Хрумкает он сейчас месиво под навесом.
Мальчишка озорно хлестнул его нагайкой и, как взрослый, строго прикрикнул на Титку:
— Не тревожь лошадей, лопоухий! Отойди в сторону! Как ты винтовку держишь, дуболом?
— А ты — что блошка! Скачет блошка по дорожке, споткнулась через крошки — бряк!
— А ты — мозгляк! Ты — мазун, а я в революции уже год. Из дому бежал, школу бросил… У меня отца расстреляли в Харькове… железнодорожника. И я сказал себе: буду их колошматить, как крыс… до конца! И вот этой винтовкой сам застрелил двух белых офицеров. И буду бить их!.. До последнего!
"Какой злой!" — подумал Титка и доверчиво улыбнулся парнишке.
— Неужто тебе не страшно… ежели в упор?
Мальчик посмотрел на него сбоку, по-птичьи:
— Что значит — страшно? Страшно, когда ты один, безоружный, а на тебя лезет орава чертей. Но я и тогда плевал бы им в морды… потому что я ненавистью сильный… и у меня — революционная идея.
2
Выступили взводами, один за другим. Шептухов командовал отделением, где были Титка и учитель. Они были вместе, плечом к плечу. И Титке казалось, что они идут не в бой, а в поле, на ночевую. Солдаты тихо переговаривались и вспоминали германский фронт.
Читать дальше