— Я секретарь подрайона пролетарской молодежной организации.
— Сколько в организации членов? — сразу заинтересовался Ленин.
— Было две тысячи! — гордо объявил, словно отрапортовал, репортер. — Но у меня в тетради галочки…
— Галочки? — не понял Ленин.
— Да, галочки против фамилий выбывших. У меня в тетради списки всех членов организации. А кто выбыл, я ставлю галочку. Вот галочек очень много. В подрайоне уже многих нет…
— Где же они?
— Триста ребят вступили в Кремлевский артиллерийский полк! — рапортовал репортер.
— Так. Триста. Остальные?
— У нас в подрайоне есть студенты. Они пошли в школы. Преподавать математику. Вместо саботажников.
— Вот это замечательно! — восхитился Ленин. — Каково, Яков Михайлович, а? Студенты из молодежной организации заменили саботажников! Математику преподают! Сколько их?
— Двадцать.
— А вам, молодой товарищ, сколько лет? — неожиданно заинтересовался Ленин.
— Уже шестнадцать!
— И вы руководите пролетарской организацией молодежи?
— Нет, я секретарь подрайона. А председатель — ученик седьмого класса.
— Выходит, рабочей молодежью руководят ученики? Гимназисты? — Ленин прищурился, насторожился.
— У нас руководили рабочие ребята. Вот Егор Пищаев с "Цинделя". Это большая текстильная фабрика, товарищ Ленин…
— Слыхал, слыхал про "Циндель". — Ленин улыбнулся.
— Еще у нас руководил Попов, и Лапин руководил. Этот Лапин участвовал в бою, когда наши брали Александровское училище. Это на Арбатской площади. Там в Октябрьские дни шли такие бои! Юнкера засели в училище, и Лапин дрался с юнкерами, пока его не ранили. Он был потом нашим руководителем. Вообще, товарищ Ленин, у нас в подрайоне очень много рабочих подростков. Они уже по два года на производстве, мы же должны защищать их пролетарские интересы! Но у нас нет освобожденных секретарей. И председатель тоже не освобожденный, так что мы еще и работаем.
Вот он — великий декрет нового Советского правительства. Декрет о мире. Проклятой войне, затеянной капиталистами, положен конец.
— Значит, средства к существованию вам дает репортерская работа? — Ленин все более подробно вникал в положение дел.
— Да. А все свободное время я на молодежной работе. В газете мы тоже должны защищать пролетарские интересы подростков на производстве.
— Совершенно верно, — согласился Председатель Совнаркома. — Но чтобы быть журналистом, надо много знать. А у вас тут вот, вижу, ошибки. — Он ткнул пальцем в репортерский блокнот, который все еще держал в руке. — С орфографией нелады! Вам еще надо учиться.
— Товарищ Ленин, когда мы закончим революцию, я пойду учиться.
— А революция закончится когда? Вы полагаете, через неделю? — Ленин хитро прищурился.
Юноша ничего не ответил.
— Полюбуйтесь, Яков Михайлович, какие у нас журналисты! — покачал головой Ленин. — В каких детских ботинках мы еще ходим!
Репортер невольно посмотрел на свои ботинки с обмотками.
— Нет, не об этих ботинках речь, — печально заметил Ленин. И снова обратился к Свердлову: — Придется, Яков Михайлович, уделить немного средств молодежи. Пусть у них будет освобожденный работник. Прошу вас лично заняться этим.
— Уже! — выговорил своим глубоким, низким басом Председатель ВЦИК, который обладал удивительной способностью предугадывать мысли Ленина и часто предварял его распоряжения, встречая их кратким, успокаивающим "уже".
Свердлов достал свою знаменитую записную книжку, которая порой заменяла целый секретариат, учетный отдел и отдел партийных кадров, и, с нежностью глядя сквозь овал пенсне на юношу своими антрацитовыми глазами, спросил его фамилию, имя, быстро записал. Потом спрятал книжку во внутренний карман и застегнул на все пуговицы свою двубортную кожанку.
— Вашу запись, молодой товарищ, я возьму с собой, — сказал Ленин. — Зайдите за нею часа через два в "Националь". Внизу, в комендатуре, получите ее вместе с началом. До свидания!
Юноша тотчас ушел. Филипс Прайс, наблюдавший все происходившее, тоже куда-то отодвинулся. Но прежде чем он захлопнул свои блокнот, Ленин успел заметить рисунок, сделанный Прайсом. На болом листке три головы — Ленина, Свердлова и паренька в солдатской папахе…
Вместе со Свердловым Ленин пошел к выходу и все покачивал головой:
— В каких детских ботинках мы еще шагаем… А ведь шагать-то далеко! Ох, как еще далеко…
Читать дальше