Николай Богданов - Великие дни. Рассказы о революции

Там всегда толпится молодежь.

Там весной восемнадцатого года стоял одиноко юноша, стремительный и бурный, как весенняя река в половодье. Он стоял на самой нижней ступеньке и поджидал. Кого?

А неподалеку, прислонясь к стенке, стоял Филипс Прайс, английский корреспондент. Стоял и наблюдал.

Русская революция была еще совсем молодой. Год, как в России свергли царя. Столицу пролетарской республики перенесли в Москву. Правительство Советов только-только приехало из Петрограда. Под резиденцию спешно отводили московские гостиницы. Ленин жил еще не в Кремле, а в номере гостиницы "Националь", которую наименовали: "1-й Дом Советов". Таких "Домов" было в Москве пять.

12 марта, в первую годовщину свержения русской монархии, Ленин появился в Политехническом, на заседании Московского Совета. Впервые увидела Москва вождя революции. Москва смотрела на Ленина и слушала.

Он шел к трибуне — невысокий, коренастый, лысоватый, с рыжеватой бородкой и сияющим куполом громадного светлого лба, под которым светились небольшие, острые, всё примечавшие глаза.

Рядом с Лениным очень легко, словно в беге, двигался низкорослый, худощавый, складный человек с антрацитово мерцающими, словно лихорадящими глазами на худом, синевато-смуглом лице. Интеллигент в пенсне и черной кожанке, подбитой алой фланелью.

Ленин и Свердлов. Председатель Совнаркома и Председатель ВЦИК. Руководители первого правительства первого государства Советов.

Они были знакомы не так давно. Ленин встретился со Свердловым впервые в Петрограде, уже после возвращения из эмиграции. До того годы и годы Ленин жил в изгнании, а Свердлов в неволе. О таких, как Свердлов, говорили, что они на воле квартируют, а в тюрьме и ссылке проживают, что у них прописка на воле временная, а в тюрьме и ссылке постоянная. И еще говорили, что Свердлов знает подпольную партию большевиков лично, в лицо!

Теперь они были рядом — создатель самой революционной на земле партии — Ленин и профессиональный революционер — Свердлов.

Была годовщина Февральской революции. Одинокая, безоружная стояла молодая пролетарская республика перед миром империализма. Германская военщина диктовала в Бресте унизительные условия. Ленин впервые стоял на московской трибуне и горячо, пророчески убеждал, что революция одолеет все трудности и "не останется места ни для отчаяния, ни для уныния".

После заседания Ленин и рядом с ним Свердлов спускались с трибуны. Внизу, на самой последней ступеньке заветной лесенки, и подстерег Ленина юноша — высокий, тонкий, остролицый, восторженно-нервный, в гимназической шинели и барашковой папахе солдата русско-германской войны.

— Товарищ Ленин, я записал вашу речь и сейчас прочитаю вам, — смело обратился он к Председателю Совнаркома и, не дожидаясь разрешения, стал звонко читать свою запись.

— Вы кто? — остановил его Ленин.

— Репортер "Вечерней"…

— Вы знаете стенографию? — прервал его Ленин.

— Нет. Мне это не нужно.

— Как же вы записывали? Ведь трудно без стенографии записывать речь…

— Вашу нетрудно. У вас, товарищ Ленин, все понятно. Только… — досада искривила юношеский, полудетский рот, — только у меня нет начала.

— Почему же речь без начала?

— Не успел записать…

— Опоздали?

— Что вы, товарищ Ленин! Я пришел, еще никого не было, даже не пускали. Но сегодня я ведь увидел вас первый раз, и я так удивился. Я представлял вас другим. Вы уже начали речь, а я все еще смотрел и забыл про карандаш и про блокнот. А когда спохватился, было поздно, и начало я пропустил… А мне сегодня в газету сдавать отчет.

Свердлов захохотал, закашлялся и сочувственно положил руку на плечо юноши.

— Товарищ Ленин, — ничуть не смутясь, настойчиво продолжал репортер, — я сейчас прочитаю, что успел записать, а вы мне скажете, что надо в начало, — я немного пропустил…

И он снова звонко стал читать свою запись.

— Покажите, как вы записываете.

Ленин взял у парня репортерский блокнот, взглянув на первую страницу.

— По чистописанию у вас была единица? — быстро спросил он. — Какие каракули! — И так же быстро, как спросил, Ленин оглядел парня, его солдатскую с барашком папаху, гимназическую шинель с тусклыми, до меди стертыми пуговицами. — Вы учитесь?

— В пятом классе Ломоносовской гимназии. Но ушел. Сейчас не учусь.

— А почему? Почему не учитесь?

— Решил делать революцию.

— Ну и как вы ее делаете? — Ленин переглянулся со Свердловым, который не скрывал своего восхищения восторженным, энергичным парнем.