Алекс Хейли - Корни

– Вы не знали, что принимали участие в одной из древнейших церемоний человечества – «Наложении рук»! Так эти люди говорили вам: «Через эту плоть, которая есть мы, мы становимся тобой, а ты – нами!»

Потом мужчины Джуффуре отвели меня в свою мечеть, построенную из бамбука и соломы, и молились вокруг меня на арабском языке. Я стоял на коленях и думал: «Вот место, откуда растут мои корни, но я не понимаю ни одного слова». Позже мне перевели смысл их молитвы: «Благословен будь, Аллах, ибо тот, кто давно был потерян для нас, возвращен волей Аллаха».

Поскольку приплыли мы по реке, я хотел вернуться по земле. Я сидел в машине за спиной молодого водителя из племени мандинго. Машина двигалась к Банжулу. За нашими спинами поднимались облака пыли и оседали на горячую, каменистую, ухабистую проселочную дорогу. Голова моя кружилась от только что пережитого… Если бы каждый чернокожий американец мог знать то же, что и я! Если бы ему передали хотя бы крупицы знаний о его африканских предках по отцу или матери! Если бы он знал, где жил его предок, когда был схвачен и продан в рабство! Если бы он знал, когда это произошло! Тогда многие чернокожие американцы могли бы разыскать старых, умудренных жизнью сказителей и найти свой род – может быть, в той же самой деревне!

Перед моим мысленным взором, словно на туманном кино-экране, стали разворачиваться истории порабощения миллионов наших предков. Многие тысячи были похищены по отдельности, как мой предок Кунта. Но миллионы просыпались среди ночи, крича от ужаса, в разграбленных и сожженных деревнях. Тех, кто выжил, заковывали в цепи и вели длинной чередой, «караваном», к кораблям рабовладельцев. Порой такие караваны растягивались на целую милю. Я представлял, как бросали умирать тех, кто был слишком слаб, чтобы продолжать мучительный марш к побережью. Представлял, как выживших выводили на пляж, смазывали жиром, брили, унизительно осматривали, часто клеймили раскаленным железом. Представлял, как их гнали на большие корабли, безжалостно осыпая ударами кнутов. Я буквально слышал, как кричали эти люди, видел, как вцеплялись они руками в берег и засовывали пригоршни песка в рот, стараясь забрать с собой хоть частицу родной Африки. Видел, как их хлестали, избивали, сталкивали в зловонные трюмы кораблей работорговцев и приковывали к полкам – зачастую рабов было столько, что они могли лежать только на боку, как ложки в ящике…

Я так погрузился в свои мысли, что не заметил, как мы подъехали к другой деревне, побольше. Всмотревшись, я понял, что информация о произошедшем в Джуффуре дошла до этой деревни быстрее, чем добрались мы. Водитель притормозил. Жители деревни высыпали на дорогу. Они махали руками, что-то кричали. Я поднялся в «Лендровере» и стал махать им, а они расступились, освобождая дорогу для нашей машины.

Мы проехали уже половину деревни, когда я неожиданно понял, что кричали эти люди… Умудренные опытом старики в просторных одеяниях и молодые мужчины, матери и обнаженные, угольно-черные дети – все махали мне, сияя от радости, и громко кричали:

– Меестер Кинте! Меестер Кинте!

Сразу скажу вам: я – мужчина. Слезы зародились где-то в районе щиколоток и стремительно поднялись к моим глазам. Никогда в жизни я так не рыдал, разве что в младенчестве. «Меестер Кинте!» Я чувствовал, что оплакиваю всю историю невероятных жестокостей по отношению к моим соплеменникам, историю величайшего преступления человечества…

Я вылетел домой из Дакара. Прямо тогда я решил написать книгу. Мои предки станут символом всех людей африканского происхождения. Все они подобны Кунте, который родился и вырос в черной африканской деревне. Всех их схватили, заковали в цепи и погрузили на корабль рабовладельцев. Всех их отправили за океан на разные плантации, где началась их борьба за свободу.

В Нью-Йорке я нашел на автоответчике сообщение: наша кузина Джорджия, которой было восемьдесят три года, умерла в больнице Канзас-Сити. Все обдумав, я понял, что она умерла в тот самый час, когда я входил в деревню Джуффуре. Теперь мне кажется, что она ушла, потому что работа ее была исполнена. Она была последней из старых женщин, рассказывавших семейную историю на крыльце бабушкиного дома. Это она направила меня в Африку, а потом спокойно присоединилась к остальным, следившим за мной с небес.

Я осознал, что к созданию этой книги привела целая цепь связанных между собой событий. Все началось с самого раннего детства. Бабушка и все остальные буквально вбивали в меня семейную историю. Потом по простому стечению обстоятельств я путем проб и ошибок начал учиться писательскому мастерству – в самом странном для этого дела месте: на военном корабле береговой охраны США, где служил коком. Я любил море, и первые мои опусы были связаны с драматическими приключениями на море, о которых я узнавал с пожелтевших страниц документов, хранящихся в архивах береговой охраны. Вряд ли можно было лучше подготовиться к морским исследованиям, без которых эта книга была бы невозможна.