А Бальсис заговорил с Кедулисом:
— Присядь, соседушка, передохни. Живем поблизости, да редко встречаемся. Возгордился, что ли?
— Где мне, сиволапому, возгордиться… — с горькой усмешкой отозвался Кедулис. — Это вы тут все учены? мудрецы, против панов, против власти рога выставляете. Запретные писания держите. Повстания, мятежей ожидаете.
— Правда, — вздохнул Бальсис. — И я этого не одобряю, сосед… Да разве молодых переубедишь?
— Сызмала не следил, волю давал. Нечего было Стяпаса слушать. Так где теперь Пятрас?
Но старый Бальсис был настороже:
— А кто его знает. По людям скитается… Думали мы к осени, может, с вашей Катре обвенчать. Но теперь все по-иному вышло.
— Все равно я бы Катре за Пятраса не отдал, — мрачно перебил Кедулис.
— Чего так, сосед? Они ладят. Я бы им надел уступил. А Винцаса куда-нибудь в примаки… Прокормились бы. Черный хлеб — не голодуха.
— Из той соломы зерна не намолотишь, — злобно заворчал Кедулис. — Будь здоров, сосед.
Он глубже нахлобучил обломанный картуз и вышел со двора.
Солнце уже зашло, но еще не стемнело. Майские сумерки сгущались медленно, незаметно распространяясь по дворам, по пропахшим дымом избам, придорожным кустам и деревьям. Но в вышине еще совсем ясно. Закатный небосклон пылает огненными зорями, а середина неба над головой глубокая и синяя, и ни одна звезда еще не показывалась на темно-лазурных высотах.
Кедулис, выйдя от Бальсисов, остановился, понурив голову, в тяжелом раздумье. Потом махнул рукой и решительно зашагал не домой, а к другому концу села, в корчму. Это было каменное строение, с двумя половинами, снаружи обшарпанное, но еще неплохо сохранившееся. Просторный двор за высоким забором, а в углу — навес и закуток для телег и лошадей проезжающих. После обета трезвости все окрестные шинки позакрывались. А эта корчма, прижавшись к большаку, пользуясь давней славой, привлекала не только проезжих и прохожих, но и жителей ближних деревень, которые устояли перед присягой на трезвость и по-прежнему блюли обычай старины.
Войдя в корчму, Кедулис шагнул направо, к печи. Там, в укромном уголке, любил он примоститься на лавке с привычной полуквартой водки. Людей было немного. Слева, за длинным, во всю стену, столом сидели трое мужчин, в противоположном углу еще несколько, похожие на захудалых шляхтичей, облокотившись на маленький столик, потягивали пиво и тихо переговаривались. Недалеко от дверей, выставив ноги, развалились жандарм со стражником, молча посасывая трубки и наблюдая за посетителями.
Кедулис узнал за большим столом приказчика Карклиса, Курбаускаса и десятского Лаздинскаса и отвернулся. Не хотелось, чтобы его узнали. Лучше бы совсем улизнуть, но тут подоспел корчмарь с обычным вопросом:
— Ну, Кедулис, будешь пить?
— Полкварты, — понурив голову, отвечал Кедулис.
— А деньги есть?
— Нету. В долг давай.
— А знаешь, сколько уже в долг выпил?
— Тебе лучше знать. Черкани на стенке еще одну, — указал он головой на ряд черточек, выведенных мелом на закопченной стене.
Корчмарь подсчитал отметины.
— Две дюжины полукварт, дюжина кварт! И что только ты себе думаешь, Кедулис? Почти полгода пьет и мне за горилку — ни гроша. Ведь уже пять ауксинасов задолжал. Нет, больше тебе не дам.
Торг возникает всякий раз, когда ни приходит Кедулис. Он знает, что и сейчас получит водку, только шинкарь становится все несговорчивее. Скоро перестанет давать в долг, а то и войту пожалуется. Кедулис чувствует — надо его ублаготворить.
— Послушай, — дернул он корчмаря за рукав, — дай мне полкварты. Сразу за все рассчитаюсь. Дочка идет в поместье паненке прислуживать. Жалованье получит.
Тот не знает: верить или не верить? Такое необычайное обстоятельство!
— Не вру я, — твердит Кедулис. — Завтра с утра Катре в поместье повезу. Паненка приезжает из Варшавы. Давай! И добавь ломоть хлеба с солью. И луку. Поверь, не вру.
Корчмарь верит. Ставит полкварты водки, сыплет на лавку щепотку соли, кладет кусок хлеба и луковицу, Потом на стенке выводит две новые черточки.
А приказчик и десятский обратили внимание на переговоры Кедулиса с корчмарем. От войта они слышали про сделку насчет Катре. Приказчик хитро перемигнулся с десятским и крикнул:
— Кедулис! Чего один торчишь в углу? Иди к нам. Веселее будет.
Кедулис неохотно обернулся. Не охотник он до компаний, лучше бы одному выпить. Но приказчик уже стоял рядом, одной рукой ухватил полукварту, другой вцепился в рукав и потащил к столу.
Читать дальше